Наверное потому, что посвященные и так знали: Роальд — поэт «Ордена нищенствующих художников». Единственный. Неповторимый. Многовариантный — в творчестве, в жизни, в смерти.
Судите сами. Известно около четырехсот его стихотворений. История о том, как удалось сохранить этот архив, противоречива и неоднозначна. По утверждениям одних, часть бумаг сожгла сестра по матери поэта Елена Мандельштам-Томина, видимо испугавшись угроз и репрессивных обещаний органов. Друзья же свои копии сохранили.
Сестра утверждает другое: архив и книги брата она забрала себе. В 1976 году перед отъездом в эмиграцию сделала восемь копий всех стихов, а оригиналы передала Рихарду Васми. Один экземпляр взяла с собой, но его отобрали на таможне. Так или иначе, у Васми оказалось три экземпляра, в том числе факсимиле всех стихов. Остальное было отдано друзьям — Арефьеву, Гудзенко, Шагину, Шолому Шварцу. Год Елена прожила в Вене, перебралась в Париж, затем — в Америку... Как бы то ни было, стихи сохранились.
Константин Кузьминский писал, что еще в 1960-м запомнил текст Мандельштама «Лунные лимоны» из подборки, принесенной на биофак сестрой поэта. А десять лет спустя наткнулся на пачку рукописей у Михаила Шемякина: «Он [Шемякин] и попросил меня разобраться с рукописями поэта, которого я уже и тогда любил. Я нашел сестру, мать, все остальные тексты, выверил и выбрал — да, по домам Петербурга, где сохранились отдельные — по стишку — странички, собрано, вероятно, уже все».
Композитор Исаак Шварц, тоже очень любивший Мандельштама, придя в очередной раз к нему в «мансарду», обмолвился, что по просьбе Галины Улановой пишет музыку для балета «Накануне», который в Большом театре будет ставить Леонид Якобсон. Роальд встрепенулся: «Я напишу либретто!»
По воспоминаниям Шварца, либретто он написал очень интересно, ярко, Якобсону оно понравилось. А Роальд выдвинул следующую идею: эскизы декораций должен писать его друг Родион Гудзенко. Эскизы оказались замечательными! Однако Якобсона от постановки балета взяли и отстранили, да и над либретто, оказалось, давным-давно уже трудился другой автор.
Была еще одна история — уже с живописными работами самого Роальда Мандельштама. О том, что он рисует, даже из ближайшего окружения мало кто знал. Был только намек — письмо, в котором Роальд, лежавший в больнице, просил друга купить ему два холста, темперу, мастихин...
