— Напишите, пожалуйста, что-нибудь.
В первый момент растерялся:
— А что я должен написать? — потом сообразил: она просит автограф!
Большинство моих поклонников — адекватные люди, говорят приятные слова, задают вопросы про съемки. Иногда внимание бывает чрезмерным, но я понимаю: с этим как-то надо уживаться.
— Ваши родители были каким-то образом связаны с кино, театром?
— Нет. Отец ходил в море на рыболовецком траулере. Мог отсутствовать дома по полгода, а мама ждала его на берегу. Я только с возрастом начал понимать, насколько тяжело ей было переносить разлуку с любимым человеком. Отца уже нет, на памятнике мама написала трогательные слова: «С тобою вечно вместе мы и врозь...» Сама она окончила медучилище, работала на санэпидемстанции, но по большому счету посвятила себя нам с братом.
Наше детство было очень счастливым. Когда отец возвращался из рейса, возил нас отдыхать на Черное и Азовское море, в Прибалтику, на Кавказ, в Сибирь. Тогда у многих была возможность путешествовать по стране. В детстве я не мечтал стать актером, хотел пойти в летчики. Когда пришла пора определяться с профессией, поступил в военно-морское училище в родном Калининграде. Мореходку в свое время окончил отец, а военно-морское училище — брат.
Володя был старше меня на одиннадцать лет. Мама заложила в нас понятия чести и достоинства, с которыми сейчас так сложно жить. Мой внутренний бог — чувство справедливости, которым меряю свои и чужие поступки. Брат был таким же. Он по окончании военно-морского училища какое-то время служил на флоте. В девяностые ушел в бизнес. Кто открывал свое дело в те годы, не забыли, насколько нагло и безнаказанно вел себя криминал. К несчастью, Володя с этим столкнулся. Его убили...
Помню, как у матери потухли глаза, когда жуткая новость обрушилась на семью. А через три года мы похоронили отца. Под таким ударом мама сдала. Вообще-то она у меня боец, никогда не слышал, чтобы на что-то жаловалась или пасовала перед невзгодами. У мамы трудная судьба: они с сестрой осиротели, когда ей исполнилось шесть, росли в приемной семье. В Калининграде оказались после войны, когда статус бывшего Кенигсберга и области-анклава был не до конца определен, из-за чего там жилось еще хуже, чем в стране в целом. Я застал отголоски суровых времен. Детство прошло в играх в войнушку в остовах разбомбленных домов. У меня даже был настоящий немецкий автомат, естественно, деформированный, в нерабочем состоянии, но впечатление производил, я был одним из самых крутых пацанов во дворе. Мы гоняли на великах, откапывали и взрывали патроны, дрались двор на двор — в каком-то смысле меня воспитала улица.
