«Все причуды, московские причуды...» — ворчал приехавший из Петербурга чиновник, но уходить почему-то не торопился. Петр Николаевич привык к любопытствующим персонажам и всегда вежливо с ними раскланивался. Ему льстил неподдельный интерес, который вызывает у горожан его оригинальный особняк.
К вечеру, когда инженер возвращался со службы, толпы рассеивались. В далеком пролете улицы сияло закатное небо, разливался над городом басистый звон с колоколен храма Христа Спасителя. Перцов замедлял шаг и окидывал взглядом майоликовые панно, их расписная глазурь играла в последних бликах уходящего солнца. «И в самом деле, есть что-то чарующее в облике нашего дома», — думал он. Когда же на смену короткой летней ночи подступал рассвет и над Москвой-рекой и стрелкой рассеивался утренний туман, на крыше в утренних лучах переливались золоченые решетки со львами и морскими коньками, задорно сверкал покрытый сусальным золотом петушок-флюгер.
...Незаметно подкралась зима. Как-то утром еще розовели за деревьями подернутые инеем освещенные окна, а Петр Николаевич, как обычно, уже торопился на службу. Неожиданно к нему подошли два молодых человека. Один — полноватый, с круглым веселым лицом и плутовским выражением смеющихся глаз — представился:
— Никита Балиев. А это мой друг и дальний родственник — нефтепромышленник Николай Тарасов.
Второй, молодой красавец с матовой кожей и черными бархатными глазами, сдержанно поклонился.
— Мы слышали, в вашем доме можно арендовать часть подвала?
— На какие нужды, позвольте узнать? — поинтересовался Перцов.
— Подыскиваем уютное местечко для досуга и отдыха артистов Московского Художественного театра.
— Художественного театра? — заволновался Петр Николаевич. — И что же планируете здесь создать?
— Хотим открыть кабаре, где актеры после спектаклей могли бы резвиться как дети.
— А Константин Сергеевич в курсе?
