Хотя вру: одна большая платоническая любовь в профессии меня все-таки настигла — Максим Аверин! Первый раз увидела его в театре, потом в сериалах «Глухарь» и «Склифосовский». Поразила харизма — казалось, телевизор от нее взорвется! У нас имелась общая подруга Анна Якунина, я ей про Максима все уши прожужжала, и когда мы с Авериным встретились на «Гастролерах», сразу обнялись:
— Я столько о тебе знаю!
— И я наслышан!
Кстати, на этом проекте открылся для меня с совершенно новой стороны Лешка Воробьев: придумал себе на публику образ героя-любовника, денди... А я увидела его совсем другим — настоящим трудягой. Леша может ночи напролет не спать, писать музыку на синтезаторе, который всегда при нем.
Честно скажу: я и в сериале «Напарницы» согласилась участвовать только из-за Аверина! Правда, у меня оказалось девяносто пять съемочных дней, а у него пять. Наша подруга Якунина тоже снималась в картине, и мы, образовав собственную актерскую тусовку, гуляли в свободные часы по Ярославлю, сидели в ресторанчиках, болтали... Каждый рассказ Макса о ком-то из знакомых — просто умора, можно прокачать все мышцы живота от смеха!
Бывает и так: все время съемок многосерийного проекта потешаешься с коллегами над нелепым сюжетом, а потом вдруг получаешь рекордное количество писем от зрителей. На картине «Круговорот» мы с Леной Кориковой шутили: мелодрама в лучших традициях. Моя героиня не захотела рожать от первого мужа, за второго вышла не по любви и никак не может забеременеть. Зато в финале у нее трое детей — двое своих и один приемный! Сколько же женщин написали, как проживали вместе со мной эту историю! Сериал неожиданно получился поистине народным.
— Приходилось ли уже сталкиваться с возрастными ролями?
— Интересный опыт сыграть женщину от восемнадцати до сорока у меня был в сериале «Чужая кровь». Меня-то просто гримировали, а партнерам — Карине Андоленко, Виктору Добронравову, Лауре Кеосаян и Павлу Баршаку — делали сложный пластический грим. В тот прекрасный день, когда всех состарили, смотреть друг на друга не могли — ухохатывались. Каринку я называла «старушкой с молодыми глазами». Вите подложили животик, сделали навесные веки, убелили сединой... Без слез не взглянешь! Моего сына играл мой сверстник: за кадром мы общались на равных, а на площадке я превращалась в переживающую мать-старушку, которой по сценарию всего сорок лет! Объяснение на вопрос, почему я настолько плохо в эти годы выгляжу, у режиссера было одно: «Твоя героиня настрадалась!» Мы ржали так, что нас попросили покинуть павильон, чтобы успокоились.
