— Вячеслав Семенович, что делать?
— А что мы можем здесь поделать?
В атмосфере всеобщей любви не удержался и я. Чувства к Маше Катаевой накрыли с головой, несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте. Она была безумно красивой. Потрясла не только меня, но и Сережу Соловьева, он хотел снимать ее в фильме «Сто дней после детства» в роли, которую потом сыграла Татьяна Друбич. Я не отпустил. Роман между взрослым режиссером и юной артисткой не остался незамеченным. Зайцев орал на бюро райкома: «Аморальный тип, гнать в шею! Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты не смог устроиться на работу в Москве даже дворником». В общем, вышибли меня с треском. И действительно никуда не брали. Товарищ советовал ехать очередным режиссером в русский драмтеатр в Ашхабаде. Я понимал, что это будет мой конец, оттуда я в Москву уже не вернусь. А у меня жена на сносях, надо семью кормить. С Машей мы расписались, едва ей исполнилось восемнадцать.
Так продолжалось почти год. Моя подруга, актриса Театра Моссовета Олимпиада Калмыкова, была замужем за Евгением Сурковым, членом коллегии Госкино, влиятельным человеком. Зная мою ситуацию, он сказал: «Слава, ты должен всех обмануть. Я познакомлю тебя с Александром Штейном, он написал новую пьесу, ищет постановщика. Он давно в хороших отношениях с Завадским, и только они смогут пробить твою кандидатуру».
Через пару дней позвонил Штейн: «Вячеслав Семенович, я наслышан о ваших спектаклях, приходите на ужин». Машка машет рукой: «Пойдем! Дома жрать нечего!» Поехали вдвоем, когда вошли в квартиру, по ней разносился умопомрачительный аромат. «Пока Люся заканчивает готовить, я почитаю вам пьесу», — говорит Штейн. Думаю: елки-палки, это ж часа на два, а голод не тетка, но делать нечего. «Версия», пьеса об Александре Блоке, мне понравилась. «Будете ставить ее в Театре Моссовета?» — спрашивает автор. Машка делает страшные глаза, мол, соглашайся, иначе нас кормить не станут. Но я согласился не поэтому, понимал: может получиться хороший спектакль. Потом Сурков объяснил мою ситуацию Завадскому и попросил:
