Шло время, у Голицыных один за другим родились пятеро детей — два сына и три дочери, и все же Александра Осиповна по сию пору не чувствовала себя здесь хозяйкой. По-настоящему свободной и счастливой она была, когда вместе с мужем и его веселой компанией приезжала в родной хор послушать цыган. А как заиграют «Цыганскую венгерку», зайдется ее сердце — и пойдет плясать княгиня Голицына, позабыв обо всем на свете.
…Проходя картинной галереей, она старалась не смотреть по сторонам — в полутьме казалось, что высокородные голицынские предки неодобрительно глядят на нее с портретов. Снова и снова думала Александра о «ночной княгине» — бог знает, сколько еще женщин были несчастливы здесь. А теперь и она попала в их число.
…Все чаще вспоминался ей решительный разговор с отцом, тот позвал ее тотчас, как только князь покинул табор. «Ну, дочь, — сказал он, — я с тебя свою волю снимаю. Хочешь — иди с ним, он не так, побаловать, а в жены тебя просит. Не хочешь — оставайся с нами, на все твоя воля». Сашенька молчала, только дрожала всем телом.
Несколькими днями позже родители провожали ее вместе с ее немудрящим скарбом. Прощаться пришли все таборные, каждый обнимал, все желали счастья, делали обряды от дурного глаза. «Вижу, хлебнешь с ним горя, — мать вытирала заплаканные глаза. — Знаю я таких: загораются быстро огнем и горы сворачивают, лишь бы все было как им хочется, а как получат, тут и гаснут…»
Сашенька дрожала от возбуждения, садясь на тройку и пускаясь навстречу неведомой жизни, — но ей ничего не было страшно, лишь бы был рядом ее «князенька». В Москве в обществе разразился ужасный скандал, когда выяснилось, что князь Голицын женился на цыганке.
…Но вот и долгожданный гость показался. У них так давно никто не бывал! Все должно пройти, как задумывалось. Не мешкая, княгиня Голицына растворила окно, и по взмаху ее белого платочка свет в господском доме погас, а сад осветился тысячами бенгальских огней и над прудом взлетели в небо огненные змеи.
…Княгиня Александра мельком бросила взгляд в зеркало, еще раз прошлась пуховкой по смуглой коже. Может быть, сегодня наконец муж попросит ее спеть. Давно уже не просил. Не так было раньше — когда он только привез ее в Кузьминки. Она пела, а он садился на пол у кушетки, возле ее ног, мог так сидеть часами и слушать ее. «Бриллиантовый мой, скучно, поди, тебе со мной, — тревожилась Сашенька. — Ведь я неучена, тонкой беседе не обучена, как барыньки… И что тебе за радость со мной здесь в четырех стенах сидеть?.. Ведь ты барин».
Но он лишь смеялся, звал ее «моя Земфира». Она сначала ревновала — скажи да скажи, кто ж такая та Земфира, пока муж не объяснил — это, мол, героиня поэмы Пушкина. Она тоже полюбила гадже Алеко, но вот только разлюбила после, полюбила своего, цыгана. А гадже тот не стерпел и ее вместе с любовником и зарезал. Сашенька охнула и попросила мужа не звать ее больше Земфирой, не к добру это… А беспокойство ее томило — ох, заскучает с ней ее сердечный друг. Но «князенька» все свое — что никто и ничто ему, кроме нее, не нужно. И, бывало, читает на память:
«Что шум веселий городских?
Где нет любви, там нет веселий.
А девы... Как ты лучше их
И без нарядов дорогих,
Без жемчугов, без ожерелий!
Не изменись, мой нежный друг!
А я... одно мое желанье
С тобой делить любовь, досуг
И добровольное изгнанье!»
…И вот — она-то не изменилась. Изменился ее «князенька». Почти и дома теперь не показывается, все ездит, все, говорит, дела да дела.
Но своего старого друга детства и юности графа Андрея, только что приехавшего из Франции, Сергей Михайлович решил принять по высшему разряду. Несколько дней подряд не выезжал из Кузьминок, вместе с женой готовился к приему.
Видно, не зря Сашенька мучилась, годами осваивая светские манеры, сидела на уроках своих детей, вместе с ними постигая премудрости грамматики и истории. Княгиня держалась раскованно и свободно и все ожидала, когда муж попросит ее спеть. Не дождавшись, сама приказала принести ее гитару, взяла несколько аккордов и запела — начала тихо и протяжно, а когда закончила, казалось, звуки ее волшебного голоса заполнили все дальние уголки огромного поместья.
Без жемчугов, без ожерелий!
