Конечно, родителям было со мной тяжело. Ничего меня не устраивало, было наплевать на все, что происходит вокруг. Я ходила только на те уроки, которые были мне интересны: литературу и биологию. Все остальные предметы игнорировала: слонялась по школе, ожидая звонка. Мой дневник (причем, как у всех порядочных людей, дневников у меня было три) пестрел красными чернилами: «Два! Три! Два! Прогуляла! Кол по поведению! Родители в школу!» Но родители в школу не ходили. Они со мной дома ругались, призывали к порядку. В шестом классе я вдруг решила: хватит учиться. Маме позвонил директор школы: «Учтите, Нина Ивановна, Олесю оставят на второй год!» Мама была на удивление спокойна: «Не хочешь учиться, не надо. Давай тогда на стройку!» И действительно повела меня на стройку. Три часа водила с экскурсией по этажам и показывала, кем я могу работать: маляром, штукатуром.
— Это тоже достойная работа. Ты хочешь этого? Нет? Ну тогда школа...
Наутро я сдала все «хвосты».
Порой родители ради чистоты педагогического эксперимента делились на «доброго и злого следователей», потом менялись ролями.
А вот доводила я их одинаково. Пробовала жить и с папой, и с мамой, и без них. Было время, когда я жила у отца. Мама уезжала на съемки, и меня не с кем было оставить. Я жила то с папиными, то с мамиными знакомыми. Наконец наступил момент, когда меня спокойно оставляли дома одну.
Хотя какое там спокойно! Я трепала родителям нервы постоянно: не звонила, пропадала, очень рано хотела самостоятельности. Меня пытались загнать в какие-то рамки, но я, естественно, старалась «хапнуть» свободы как можно больше. А это приводило к проблемам...
Как-то зимой мама уехала на съемки в Питер. За день до ее приезда мы с подружкой решили рвануть в Белоруссию к дедушке и бабушке, ничего не сказав об этом родителям. Решение приняли спонтанно. Даже записки не оставили. Оделись, сунули в сумки зубные щетки, купили билеты в плацкартный вагон и поехали. Бабушка тайно, видно, позвонила папе: мол, не волнуйтесь, Олеся у нас. Когда родители узнали, где мы, ломанулись в Прибалтику к бабушке подруги. Когда и там нас нашли, срочно сорвались с места и укатили на Украину к бывшей однокласснице. Месяца четыре нас не было дома. Представляете, что пережила моя мать? Она подняла всех знакомых. К моему возвращению была уже без сил, только и смогла сказать: «Когда уходишь, звони, дочка. Ты можешь сказать, что жива, а дальше вешай трубку и не слушай, как я буду ругаться...»
У меня вообще было мало запретов, в этом плане мама — очень лояльный человек. Когда она узнала, что я курю в свои 14 лет, подошла ко мне и спокойно сказала:
— Я знаю, что ты куришь, ты у меня таскаешь сигареты.
— Да ты что? Это мои друзья...
— Не хочешь бросить?
Я сделала возмущенное лицо: мол, ну я же не курю! «Значит, не хочешь, — сказала мама. — Единственное, за что я тебя буду бить нещадно, если вдруг увижу с сигаретой на улице. Кури дома! С сигаретой в зубах ты будешь выглядеть как проститутка!»
