На голубом фоне деревенский домик, вокруг желтый заборчик, дорожка к следующему такому же домику и дерево с красными плодами...
Не могу сказать, что была счастлива в детском саду, но при этом у меня не осталось травмы, какой-то обиды на родителей за то, что меня бросили. Помню радостные моменты, когда вдруг в девять вечера нам объявляли: «Всем подъем! Карантин! Сейчас за вами приедут родители».
Тогда меня можно было назвать пай-девочкой. Мне очень много читали книжек, папа водил на занятия акробатикой, я училась в музыкальной школе. Наверное, родители думали, что их дочка всегда будет послушным цветочком с выученными уроками. Лет до пяти я и была очень покладистым и воспитанным ребенком, а потом превратилась в тот еще «цветочек»!
В три года со сцены Вахтанговского театра могла, сорвав репетицию, прочитать «Песнь о вещем Олеге». Уже тогда во мне чувствовался мамин боевой характер. Я картавила, не выговаривала буквы, вдобавок еще и «ю» западало, но при этом читала громко и бойко.
Мамины коллеги по театру не раз ей говорили: мол, твоя Олеся станет артисткой. Она тоже об этом мечтала и всячески старалась меня поощрять. Тайком отнесла мою фотокарточку на «Мосфильм». С раннего детства брала меня на съемки, чтобы, видимо, я прониклась любовью к актерской профессии. Мы жили в ужасных гостиницах без горячей воды, много времени проводили в поездах, самолетах, машинах. Ничего хорошего в этом я не видела.
В три с половиной года я благодаря маме снялась в кино. Первая моя роль (совершенно крошечная) была в фильме «Профессия — следователь». Мама решила: ну зачем ехать на съемки с ребенком, когда его можно поручить ассистентке? Это же киношная семья! Мама спала и когда меня ассистентка забирала, и когда меня с разбитой губой, заклеенной гримерным клеем, вернули домой. Во время съемок меня, помню, сильно долбануло качелями. Зато деньги заработала! Еще пару раз снялась и накопила на фотоаппарат «Смена», о котором давно мечтала.
А вот стать актрисой совсем не мечтала, я хотела быть кассиром в магазине. Когда мама объяснила, что кассиры все деньги, которые они «печатают», стуча по клавишам, сдают в банк, я страшно удивилась. Я целый год сокрушалась по этому поводу, все никак не могла взять в толк, зачем кассиры это делают? Надо же себе деньги забирать!
Я ведь была совершенно не избалованным в плане денег ребенком. Как, впрочем, и все дети советской поры. «Мам, дай на мороженое!» — просила я, и мне выдавалось ровно 20 копеек. В выходные мама давала мне рубль на кино. А в школе родители платили за завтраки за месяц вперед.
Кстати, записывая меня в школу, мама проявила редкую принципиальность. Видимо, здесь инстинктивно дало о себе знать ее трудное детство: мол, не дай бог дочке пережить то, что пережила сама. Мама собиралась записать меня в школу-интернат, где учились актерские дети — Валера Тодоровский, Егор Кончаловский, но неожиданно передумала. Ей почему-то не понравилась воспитательница. Может, напомнила ту, из детства, которая маму обижала? И я пошла учиться в другую школу, по соседству с домом.
