И эти несколько лет он входил в ту команду, которая работала над документами, как и помощники Никиты Сергеевича, секретари ЦК или главный редактор «Правды» Сатюков. Здесь они, конечно, общались тесно. Алексей Иванович принимал участие в подготовке Конституции. Группа людей работала где-то на даче Сталина или Горького, потом они приезжали, докладывали или вообще уезжали куда-нибудь в Завидово. Там каждый день вместе завтракали, вместе ужинали, вместе ходили гулять, пока печаталась очередная диктовка. Никита Сергеевич вообще-то сам всегда ставил последнюю точку. В том смысле, что когда ему приносили уже подготовленный текст, он его сильно перерабатывал, передиктовывал.
— Первые годы, учась в Москве, вы жили с родителями?
— Да, на улице Грановского, в квартире, которую дали отцу после Дома на набережной. Соседями были Булганины и Маленковы. Так что со своими подругами Верой и Волей я встречалась почти каждый день. Моей ближайшей подругой была и старшая дочь секретаря ЦК Кузнецова — Алла. Вся эта трагедия, названная в учебниках «Ленинградским делом», когда были расстреляны и посажены тысячи людей, происходила на моих глазах. Кузнецов был одним из главных обвиняемых. Присутствовало какое-то ощущение холода, потому что вопросов никому никаких задавать нельзя было, тем более в семье, тем более отцу. Хотя он от них вроде бы не уходил, но это как бы подразумевалось. И что происходит — только догадываешься.
Я Аллу расспрашивала, что да как. Все это было полной нелепицей. Особенно диким показалось то, что арестовали Зинаиду Дмитриевну, мать Аллы.
Остались дети, а кроме Аллы, ее младшей сестры и младшего брата были еще 2 девочки, племянницы, была еще парализованная бабушка. Их не посадили, я думаю, только благодаря Микояну. Алла вышла замуж за его младшего сына Серго, наверное, поэтому их оставили в Москве. Хотя и переселили из большой квартиры.
— А как это Микоян решился породниться с семьей «врага народа»?
— За это я всю свою жизнь бесконечно уважаю Анастаса Ивановича. Хотя понимаю, что его жизнь была тоже такая, что там всякое можно найти. Сейчас понимаю, а тогда не понимала. И вообще не представляла, что происходит и какова его роль. Конечно, мы с Аллой надеялись, что все кончится хорошо... Мой старший сын, когда мы говорили, что не знали о происходящем, не верил: все знали, как вы могли не знать?
А мы не знали! И у Алеши, во дворе на Таганке, где он вырос, никого не арестовывали. Ни одного человека, как он говорил.
...Свадьба была назначена на даче у Микояна. Он пригласил туда Кузнецова. Уже потом я узнала, что Алексей Александрович, понимая ситуацию, говорил, что не приедет, не нужно этого, но Анастас Иванович настоял. Так что, конечно, Микоян рисковал многим.
— Когда вы узнали, что Кузнецов расстрелян, от кого?
— От отца. А узнала я, когда уже умер Сталин и прошло какое-то время, может месяц. Как-то мы с отцом гуляли, и я его спросила: «Сейчас-то ты можешь узнать, что с Алексеем Александровичем?
Жив он или нет?» Все надеялись, что жив. Отец мне ничего не ответил. А дня через 2—3 сказал: «Ты передай Алле, что его нет в живых». К несчастью, и Алла ушла из жизни очень рано.
— Какое переплетение судеб! Знали ли вы о злой роли, которую сыграл Маленков, развертывая «Ленинградское дело» и подводя под расстрел в том числе Кузнецова?
— Да что вы! Все открылось гораздо позже. С Волей Маленковой мы продолжали дружить до 1957 года, когда ее отец вошел в «антипартийную группу», был снят со всех постов и исключен из КПСС. Политика — вещь жестокая. Часто перестают общаться не только главы семейств, но и их дети. Я считала, что как-то совестно смотреть в глаза человеку, хотя сама была ни при чем, конечно. Мы с ней не виделись, хотя с ее братом Андреем встречались.
Он даже приходил ко мне в журнал, где я работала, в «Науку и жизнь». Он доктор наук, биолог, очень умный.
— А с Верой Булганиной контакты не порушились? Ведь в 1958 году Хрущев снял ее отца с поста премьера?
— Николай Александрович фактически ушел в другую семью еще до момента его снятия с поста. Я продолжала поддерживать добрые отношения и с Верой, и с первой женой Булганина Еленой Михайловной. Никита Сергеевич, зная, что я хожу к ним, иногда справлялся: «Как они?» Отец незадолго до своей отставки, в 1964 году, пригласил Николая Александровича на какой-то большой прием в Кремль, и они помирились.
— По-моему, на кого ваш отец мог всегда опереться, так это на Микояна.