— Говорите, запомнились обеды. Какие-то особенные?
— Нет, совершенно. Я в этом смысле человек неизбалованный. Мы жили без деликатесов, ничего особенного у нас и дома-то не было.
— Но все-таки уже действовали распределители?
— Да, они действовали все время. Мой дедушка Сергей Никанорович — это была его обязанность — ездил в Комсомольский переулок, в распределитель, который просуществовал, кажется, до Бориса Николаевича Ельцина. Дедушка раз в неделю получал продукты и, взвалив кошелку на спину, привозил домой. А дома все казенное — мебель, посуда, белье, — с бирками и номерками. Раз в год приходили какие-то люди, сравнивали цифры с записями в амбарных книгах.
Такова была жизнь «партмаксимума».
Никита Сергеевич в своих воспоминаниях пишет, что он, будучи квалифицированным слесарем, получал и то больше — 30 золотых рублей! — чем когда стал первым секретарем МГК.
У нас была домработница. Жила она с нами в квартире. Время тогда было такое: из деревни бежали все, кто мог. Спала на сундуке в коридорчике возле кухни. Запомнилась она мне тем, что однажды спросила маму: «Нина Петровна, а сосиски так едят или сварить надо?»
Так что я не избалована была. Просто мне нравился порядок. Водили нас в школу, кормили обедом, был хороший класс, хорошие преподаватели. Я любила учиться. Но в этой школе проучилась недолго.
Отец уехал на Украину, когда был избран там первым секретарем ЦК. Сталин, собственно, его туда и направил. Потом война, эвакуация, я вернулась на Украину и оканчивала школу в Киеве.
— В войну ваш отец потерял сына от первого брака — Леонида.
— Он погиб в воздушном бою на глазах у многих своих сослуживцев, что подтверждено документами. Его самолет упал в болото. Если бы был хоть намек, что он остался жив, разве в нашей семье этого не знали бы? С тех пор он числится пропавшим без вести.
— В начале 1947-го Сталин сместил Хрущева с поста 1-го секретаря ЦК Компартии Украины, назначив председателем Совмина республики.
— Да, «первым» был прислан Каганович.
Сталину не понравились докладные записки отца, где он просил оставить на Украине хотя бы часть урожая, говорил, что в республике голод, есть случаи людоедства.
Все же опала оказалась недолгой. В конце 1947 года Каганович был отозван, а Хрущев вновь избран 1-м секретарем ЦК Компартии Украины. Вообще тот год был очень тяжелый для отца. Весной, когда я сдавала выпускные экзамены, он тяжело заболел воспалением легких, по существу был при смерти. После этого его отправили на реабилитацию. И я тогда впервые увидела Прибалтику. Мы там прожили 2 или 3 месяца, потом я приехала в Москву.
— Поступать в МГУ. Отец оказал влияние?
— Никакого. Я, как все молодые люди, считала, что родители не должны вмешиваться в мою жизнь.
Решила быть самостоятельной. Купила справочник «Куда пойти учиться». Выбрала журналистику. Но в МГУ журналистики не было. Такая специальность была во Львовском университете, но поехать туда не решилась. Значит, филфак! А у меня была золотая медаль. Это позволяло поступить без экзаменов, с минимальным собеседованием. Случилось так, что я приехала в МГУ только осенью, когда уже практически начинались занятия. В этот момент вдруг обнаружилось, что на филфаке открыли отделение журналистики. И моя двоюродная сестра, очень энергичная, меня туда перевела. Я сама не решилась бы, конечно, ходить куда-то, просить. Так и попала на новый факультет журналистики.
— А почему журналистика?
— Я любила литературу, мне нравилось писать сочинения, которые, как сейчас считают, в школе не нужны. Писала как на украинском языке, так и на русском. Меня хвалили учителя. Мне казалось, что этого достаточно, хотя я была абсолютно незрелым для этой стези человеком.
— Как к выбору профессии отнеслись родители?
— Они мне советов не давали и никак не давили. Правда, мой муж Алексей Иванович Аджубей написал в своей книжке, что Никита Сергеевич относился к журналистам с некоей долей снисходительности.
— На каком курсе вышли замуж?
— В 1949 году. Это было летом, мы окончили второй курс. Алеша наполовину украинец: отец его из бывшей Кировоградской области, из деревни, где, говорят, половина вообще Аджубеи.