Большинство гостей носили генеральские эполеты, но звездой этого вечера стал скромный штабс-капитан: Нестерову пожимали руку, благодарили, желали удачи. Кончилось тем, что он смутился и спрятался за колонной. Петр стоял там, вертя в руке бокал с шампанским. Он думал о том, как усовершенствовать рули высоты у «ньюпора», и поэтому не заметил, что хозяин дома подвел к нему высокую брюнетку в длинном вечернем платье.
— …Голубчик!
— Простите, ваше высокопревосходительство!
— Ничего-ничего, сегодня вам можно все… Княгиня Ольга Константиновна Орлова большая поклонница авиации, она без ума от вашего подвига. Княгиня, позвольте представить вам штабс-капитана Нестерова.
Мы познакомились, когда Петр Николаевич подкупил моего денщика и проник в мой петербургский дом. Я в это время был в халате и никого не собирался принимать...
Графиня улыбнулась и протянула руку для поцелуя. Нестеров замешкался, неловко поклонился и ткнулся носом в кончики пахнущих незнакомыми духами тонких пальцев. Генерал Поливанов отошел, благожелательно посапывая: княгиня Орлова — дама с большими связями, не выполнить ее просьбу нельзя, а остальное не его дело, об этом голова должна болеть у ее мужа, начальника Военно-походной канцелярии.
Они проговорили весь вечер, и Нестеров, набравшись храбрости, предложил княгине встретиться в кафе «Бон-бон», которое, как он слышал, считалось модным.
В это время в его киевском доме все уже крепко спали — притихла даже зловредная мышь, ловко стянувшая сыр из поставленной Надеждой Рафаиловной мышеловки.
В Москву начальник киевского авиаотряда штабс-капитан Нестеров приехал по делам службы и... неожиданно для себя прославился. Поначалу «мертвая петля» принесла ему одни неприятности. «Он был на волосок от гибели и с этой стороны заслуживает порицания и даже наказания. Мне кажется справедливым, если Нестерова, поблагодарив за храбрость, отправят на 30 суток под арест…» — сказал один из важных авиационных начальников. Первый аэроплан оторвался от земли совсем недавно, и генералы считали, что летать надо без выкрутасов — машины из полотна и деревянных реек могут развалиться, а летчики от перегрузок наверняка потеряют сознание, и дело кончится катастрофой.
Генералы хмурились, публика рекорд Нестерова вовсе не заметила, но красивый жест великодушного Пегу сделал русского авиатора знаменитостью. Рано утром к нему наведался корреспондент «Нового времени», и в «Бон-бон» он собирался приехать к двум часам дня.
Нестеров пил чай, на его сапоги наводил блеск денщик, как вдруг раздался стук и в прихожую ввалились суетливый господин в клетчатом костюме и фотограф с громоздким аппаратом на треноге.
Преувеличенные извинения, лязг устанавливаемого фотографического аппарата, грязные следы на полу, дурацкие вопросы...
— …Как долго вы готовились к своему подвигу?
— …Что чувствует в воздухе авиатор, человек-птица?
— …Вам не было страшно, когда вы летели вниз головой?
Не будешь же объяснять, что о «петле» ты мечтал еще в авиашколе, а товарищи высмеивали тебя в шуточных стихах; что в воздухе для самолета всегда есть опора, поэтому страшно не было; что полет — лучшее, что может быть на свете…
Он с удовольствием вытолкал бы наглеца-репортера вместе с фотографом, но заметка в популярном «Новом времени» могла принести пользу делу, и Нестеров начал рассказывать о том, как готовился к рекорду и проверял капризный двигатель старого «ньюпора», а потом его качали офицеры авиационной роты...
