Что бы он ни делал, его неотступно преследовало чувство, что всю предыдущую жизнь он проблуждал в темном, страшном, безнадежном лесу, и, хотя вырулил из него на дорогу, клеймо прошлого осталось на нем навсегда, и ему не видать нормального человеческого счастья. После 50 лет Эрику, теперь неизменно трезвому ипохондрику, когда-то презиравшему обыденность, вдруг стало остро этого не хватать. Он неприкаянно мотался между своими шикарно обставленными пустующими домами, от одной подруги к другой, порой задаваясь вопросом: а чего он, собственно, ищет?
Мелия, 25-летняя дизайнер из Огайо, показалась ему поначалу таким же поездом, ведущим в никуда. Самая некрасивая изо всех его девчонок — конопатая, широколицая, какая-то неприятно правдивая.
Ее первая реплика в его адрес после знакомства на вечеринке в Лос-Анджелесе слегка ошарашила:
— Я понятия не имею, кто вы такой!
Впрочем, как и вторая:
— Я послушала вашу музыку, и это совершенно не в моем вкусе.
— Я — бог, вы просто пока не в курсе, — попробовал мрачно пошутить Клэптон, но по презрительной гримаске Мелии было очевидно, что она шутку не оценила.
— Ладно, хватит, я самый большой козел из тех, кто народился на свет.
Видимо, «козлы» вдохновляли ее больше, но впервые Эрик почувствовал себя в безопасности с женщиной, впервые был совершенно уверен, что может не ждать от Мелии никакого подвоха — она не соперничала с ним в отличие ото всех его предыдущих пассий, не самоутверждалась, она просто хотела быть рядом и была.
И, что удивительно, остается по сей день...
Если бы кто-то сказал 30-летнему Эрику, что он станет преданным семьянином, любящим отцом еще троих дочерей, которых родила ему Мелия, Клэптон дал бы этому человеку в лоб. Но так случилось. Он научился носить элегантные костюмы, переодеваться к обеду, правильно питаться и ходить в спортзал; он водит детей в цирк и в зоопарк, в театр и на балет. Он стал другим человеком, а стала ли от этого хуже его музыка, судить не ему.
