Получалось, раньше все знали, что его дела настолько плохи, но скрывали?
И слух сохранится… Через два месяца он вернется домой, в Филадельфию, и будет лишь иногда сдавать анализы…
…Блистательно окончив среднюю школу и поступив в университет на факультет английской филологии и литературы, Брэдли, как и родители, видел свое будущее сложившимся. После написания диплома (по творчеству Уильяма Блейка) юноша думал обосноваться во Франции и получить должность преподавателя в одном из местных высших учебных заведений, но случилось событие, которое за один вечер странным образом изменило все.
Отправившись с друзьями в Нью-Йорк на рождественские каникулы, Брэдли оторвался от компании, решив прогуляться по вечернему Бродвею.
Было холодно, шел мелкий колючий снег, больно щипавший лицо и руки, хотелось заскочить куда-нибудь согреться. Он искал глазами уютный бар, книжный магазин, а увидел афишу. В театре сегодня вечером давали пьесу Бернарда Померанса «Человек-слон». Представление уже началось, но у кассы еще толпилась жидкая очередь — оставалась последняя возможность получить входной билет без мест, где-то под самым потолком.
Два часа представления пролетели как один миг. Он ловил себя на нестерпимом желании выйти на сцену и переиграть множество неудачных эпизодов. Забрать у актеров реплики. Произнести их иначе, паузу поставить не там, а вот здесь, после слов: «Моей мечтой всегда было заснуть, как любой нормальный ребенок, на подушке», — у него, наверное, перехватило бы дыхание.
И он заплакал бы… Впрочем Брэдли, и не выходя на сцену, сидел залитый слезами. Множество чувств боролись внутри него — и полное единение со спектаклем, и внутреннее ощущение происходящего, сполна пережитое им в детстве, и потребность исправить акценты, которые, по его мнению, актеры расставляли неудачно…
Не в эти ли часы он принял решение попробовать себя совсем в новом качестве?
Во всяком случае, на следующее же утро Брэдли отправился в актерскую мастерскую, адрес которой нашел в справочнике телефонного автомата, заплатил за обучение и… остался в Нью-Йорке.
Успешно окончив курсы, он сдал выпускные экзамены, сделав своим дипломом моноспектакль, построенный на монологах Джозефа Меррика, которые Купер написал сам по мотивам известной бродвейской пьесы.
Излишне говорить, что когда в августе 2012 года театр Уильямстоун в Массачусетсе предложил ему сыграть Меррика в той самой пьесе Померанса, он незамедлительно согласился.
На пустой сцене, без грима, в одних трусах, он изображал человека с бесчисленными физическими деформациями, одного из самых изувеченных больных в истории мировой медицины.
«Сексуальнейший из ныне живущих» играл так, что публика в зале боялась дышать и двигаться, сопереживая страданиям столь ущербного «урода». Никто и не догадывался, что внешне такой холеный Купер играл по сути самого себя — того самого маленького пациента швейцарской клиники, жизнь которого долгие годы висела на волоске.
...
— Слушай, а это правда, что ты когда-то служил портье и тебе подал на чай сам Леонардо Ди Каприо? — Никос добросовестно отрабатывал образ хама.
— Правда. Лео тогда заявился в отель «Шато мармон» с группой друзей. Они заказали в номер еду и выпивку — хотели устроить посиделки в узком кругу. На правах портье я проводил их до лифта, проехал с ними пару этажей и откланялся, вручив ключи от входной двери. Он даже не посмотрел в мою сторону. Я был частью меблированной обстановки окружавшего его пространства. Человек без лица. Но он протянул мне дико смятые 150 долларов чаевых. Забавно… Он ведь даже об этом не вспомнит… — А это правда, что ты принимал наркотики и пытался разбить свой котелок о стену, находясь в измененном состоянии?
