Мы открывали сезоны на Берсеневской набережной в Летнем театре на территории сада «Эрмитаж»…
Актеру нельзя превращать жизнь в гонку за мечтой — большой ролью, иначе легко можно проиграть эту самую жизнь… Помню, накануне Дня Победы мы — Рома Карцев, Витя Ильченко, Люба Полищук, Рудольф Рудин — репетировали спектакль. А в парке прогуливался Леонид Осипович Утесов. Я жил тогда напротив Театра миниатюр — в Малом Каретном переулке (кстати, поначалу-то меня прописали в квартире, где родился Высоцкий, но комнату потом дали в Малом Каретном). И вот пока Леонид Осипович говорил с ребятами, я пулей понесся домой.
Нашел гибкую пластинку с песнями Утесова, вернулся. Он дождался меня, поставил автограф, сказал мне кое-что, вселил надежду. Я тогда чуть репетицию не сорвал. А память о важной встрече осталась — автографом на пластинке.
Я должен был играть и верить в себя. Но предлагали лишь крохотные эпизоды в кино. Позвали в фильм «Иван Васильевич меняет профессию» — там я мельком проскочил в сцене с Куравлевым: белобрысый балалаечник из царского оркестра. Балалайкой я увлекся в цирковом училище. Кстати, с ней у меня связана одна страшная история. 11 сентября 2001 года мы были на гастролях в Америке, с Ирой Муравьевой играли спектакль «Жена-интриганка» в Сан-Франциско. На поклоне я всегда делал один и тот же трюк: ставил балалайку себе на голову и кланялся.
И вот на последнем спектакле балалайка упала и разбилась вдребезги, впервые в жизни такое случилось. Возвращаемся ночью в гостиницу — спать не могу, голова идет кругом: что делать, где достать балалайку? Утром ведь вылетаем в Нью-Йорк, а вечером там спектакль. Продюсер, советский эмигрант, меня успокоил, пообещал собственную балалайку из дома принести. И все равно меня мучила какая-то тревога, сердце сжималось, одолела бессонница. В четыре утра включаю телевизор: горит северная башня Всемирного торгового центра. Переключаю на другие каналы — то же самое! Пронзает мысль: война! И вдруг второй самолет врезается в южную башню, слышу панический возглас новостной ведущей…
Что чувствовали родные в России — остается только догадываться. Звонили мне, я успокаивал: «Не волнуйтесь, у меня все отлично, купаемся в бассейне...»
Пять дней мы «загорали» в отеле невольными заложниками 11 сентября. Ребята потом подтрунивали: «Юра, это все из-за твоей балалайки».
Возвращаясь в семидесятые годы, могу сказать одно: я задыхался от ощущения своей актерской ненужности. А жизнь шла своим чередом. Меня узнавали по «Понедельнику». Наливали. Часто компании собирались прямо в моей комнатке в Малом Каретном. Жена Валя терпела-терпела, но однажды ее терпение лопнуло. Пришла, а дома — попойка. В общем, сгребает Валя без лишних слов всю закуску и выпивку, завязывает в скатерку и выставляет за порог. А вслед за выпивкой — и дружков моих.
...Я сделал все, чтобы жениться на ней. Торопился с регистрацией: Валя уезжала в командировку, занималась тогда польским театром, а я требовал оформить отношения.
Регистрация выпала на 1 апреля, в этот день никто жениться не хочет. Но мне было не до шуток. Боялся, что сопьюсь без семьи. Чувствовал: Валя — мой «якорь».
И опять странное совпадение, как после — на свадьбе сына. В театре заболел актер, и меня попросили заменить его вечером в спектакле. Так что моя собственная свадьба прошла в первую очередь под «знаком» работы. Я по гороскопу Бык, рожденный под созвездием Тельца, то есть — сплошная «пахота».
— Не могу. У меня свадьба!
— Вот-вот, органичнее играть будешь. Как с утра в образ жениха войдешь, так до вечера и не выходи.
Играть-то пришлось Жениха в спектакле по пьесе Василия Шукшина «Точка зрения»! Вот так 1 апреля моя свадьба состоялась и в реальности, и на сцене: вечером актеры всей гурьбой явились ко мне домой. Валя со своей родней и друзьями сидела и ждала меня — жениха.
Жена меня охраняла и сохраняла. Трудностей мы много вместе пережили… Не было ролей, она говорила: «Сегодня нет — завтра будут». И так — месяцами, годами. Говорила: «Не волнуйся из-за ерунды. Ты — замечательный. Ты — лучше всех». Спасало…
Валя очень терпеливая. Это на сцене и в кино я играл тихих да скромных. А дома был Отелло. Однажды поздно вечером заприметил женщину в таком же плаще, как у жены, и устроил слежку. В другой раз так изревновался по поводу ее замечательного платья, что порвал его прямо на ней в клочья.