И манера поведения, и тонкие дерзкие руки — все в ней было необычным. Она отличалась не только от филфаковцев, но и вообще ото всех, кто ходит по улицам. Другой женский тип.
Выяснилось, что сначала мы с Машей учились на разных курсах, но я несколько раз прерывал учебу, и она меня догнала. Для меня вечернее отделение из-за работы в ОМОНе больше напоминало заочное, потому что я появлялся в университете два-три раза в месяц. А она занималась бизнесом, у нее были то ли палатки, то ли магазины. Поэтому за весь год мы умудрились ни разу не встретиться и впервые увидели друг друга только на экзамене.
Отношения у нас с Машей развивались стремительно: она мне дико понравилась сразу, и я ей нравился.
«Когда я тебя увидела в первый раз, — сказала мне потом, — сразу поняла, что ты станешь великим». Тогда я совершенно не собирался быть великим, но она уже все про меня знала. Обычно девушки, с которыми я дружил в юности, относились ко мне с интересом и симпатией, но вокруг них были парни, которые — я видел — им больше подходят и, может, втайне даже больше нравятся. Такие мажоры, другого достатка или другой степени успешности. Неприятное ощущение: не то что тебя не ценят, но не верят в тебя. А та, кому было предназначено стать моей женщиной, поверила сразу.
Влюбленный иногда выбирает в компании третьего, с которым начинает разговаривать, но слова при этом обращены к любимой. Я как-то сказал, что люблю животных, а Маша вскользь заметила: «У меня дома есть собаки, кошки и попугаи».
«Позови меня, — говорю, — в гости, посмотреть на них». Я пришел к ней 8 марта, и мы стали жить вместе. А никаких животных у Машки не оказалось. Интересуюсь как-то: «А если бы я тебя спросил, где твои звери?» Она смеялась: «Ты что, глупый совсем?»
— Возлюбленная оказалась богаче вас?
— Первое время у нее денег было несравнимо больше, но поскольку у нас начались совершенно безумные отношения, Маша забросила все свои магазины. Бизнес лопнул, к совершенному ее равнодушию. Помню, у меня в сарае долго стояли коробки со жвачкой и конфетами, которые она привезла из Москвы на продажу, я и сам жевал, и своим омоновцам носил. Маша приехала ко мне в Дзержинск, и мы стали жить на мою зарплату.
Первое лето питались так: я привез из деревни со своей дачи помидоры, на работе мне давали паек консервами, утром шел покупать хлеб и яйца — вот и вся еда. Первое время мы были просто нищими, я уволился из ОМОНа, не мог найти нормальную работу, литературой заниматься еще не думал. Тогда мне Маша и сказала, что у меня все будет иначе, я про это забыл, а спустя годы она спросила: «Ты помнишь, я тебе об этом говорила?» Я вспомнил: «Но как ты догадалась?» — «Знала, и все».
Так же и я о каких-то ее особенностях знал с самого начала, а о чем-то не подозревал: мне, например, казалось, что она — золотое, изящнейшее существо, не способное к активному деторождению. И никто из родственников, друзей или знакомых и подумать не мог, что она станет многодетной мамой. В сентябре- октябре того года, когда мы познакомились, она уже была беременна, мы сыграли стремительную свадьбу, и в мае следующего года родился сын Глеб.
Спустя шесть лет — Игнат, потом пошли дочки — Кира и Лилия. С первым ребенком мы еле-еле справлялись, у Маши не было сил, она не высыпалась, бродила по дому как тень, а сейчас с четырьмя справляется так, словно сама выросла в многодетной семье.
— Вы присутствовали на родах жены?
— Все четыре раза. Даже не помню, чтобы мы об этом договаривались, — воспринимали как само собой разумеющееся. Теперь я уверен, что мужчина, который видел свою любимую в такой момент жизни, никогда не сможет ее обидеть, потому что убедился, чего ей стоит ее женская работа. Появление на свет маленького человека, липкого, в слизи, еще с пуповиной, вызывало у меня восторг.
Меня разрывало ощущение божественности мира, его пронизанности счастьем!
…Не то чтобы у меня было женское самоощущение — у меня его нет, — но я часто ловлю себя на том, что мое отношение к каким-то вещам ближе к женскому, чем к мужскому. Мне не симпатична мужская модель поведения с сыновьями — эти, фигурально выражаясь, удары кулаком по столу, «Ты что, не мужик?» и тому подобное. Мой старший сын занимается хоккеем. Я приводил его на тренировки и, сидя на трибуне, наблюдал, как отцы орут на своих отпрысков чуть ли не матом, подгоняют их, натравливают друг на друга. Думал: «Чего ты так орешь-то?» И пока мой сын занимался, я в сторонке читал книжку. Однажды решил дать Глебу совет, тем более что один пацан его задирал, толкал постоянно.
Говорю сыну: «Если он еще раз к тебе подъедет, ты ему сделай подсечку, сядь на грудь и ударь рукой в маску». Глеб согласился. Вижу, мальчишка к нему подъезжает, он сделал ему подсечку, тот упал, сын сел ему на грудь, замахнулся — и не смог ударить. Опять замахнулся — и опять не смог. Слез с обидчика, подъехал ко мне: «Пап, я не могу его стукнуть». «Ну ничего, — отвечаю, — и так сойдет». И опять стал читать. Вот и все мое «мужское воспитание».
А тут меня изумил мой младший, семилетний Игнат. Мы имели дело с одной женщиной, видно, пережившей ожог лица, настолько изуродовавший ее, что и взрослому человеку тяжело было смотреть. Вдруг Игнат говорит мне: «Она грустная. Наверное, с ней никто не хочет общаться, потому что она такая некрасивая». Подошел к женщине, стал с ней разговаривать, шутить.
