И, надо отдать должное, отчим сумел наладить со мной отношения — тихо, спокойно. Мама радовалась, что муж наконец-то ( в отличие от Саши) хорошо зарабатывает.
Однажды летом мы всей семьей поехали к морю. Идем втроем по набережной. Я держу маму за руку. «Хочу мороженое, мам!» — тереблю ее, едва завидев лоток с тетей-мороженщицей. Ну сколько тогда стоило мороженое? 28 копеек — это максимум! Кобзон мне протягивает три рубля: «Купи себе мороженое». Я к лотку и бегом обратно со сдачей в кулачке. «Маш, оставь деньги себе. В следующий раз еще купишь», — говорит он. До сих пор не могу забыть эту щедрость.
Я не помню, чтобы он читал мне на ночь сказки.
А мне это и не нужно было. Мне нравилось, что он со мной очень спокойно и дружелюбно разговаривает. Идем рядом, он берет за руку, когда через дорогу переходим, что-то объясняет, говорит как со взрослой барышней, а не с ребенком.
Около метро «Алексеевская» была двухкомнатная квартира его матери. Мы там справляли Новый год. У них в коридорчике новогодняя елка стояла. Помню, как взрослые закрылись на кухне, а мне, чтобы не подслушивала, включили пылесос и велели пылесосить. Потом вдруг кричат: «Маша, Дед Мороз пришел, подарки принес!» Кобзон при этом куда-то подевался — по всей видимости, он и был этим самым Дедом Морозом.
Однажды в Сочи, когда я потерялась на пляже, они с мамой сбились с ног, меня разыскивая. Потом Иосиф Кобзон в сердцах шлепнул меня по заднице.
Мама с Кобзоном, к сожалению, развелись через три года.
Они не разговаривали друг с другом, встречаясь, даже не здоровались. Слухи об их совместной жизни ходили разные. Как-то один журналист спросил у Иосифа Давыдовича: бил ли он Гурченко? Тот ответил: «Не бил. Но она — единственная женщина, на которую я поднимал руку в своей жизни. Есть такое слово — пощечина».
А мама свой брак с Кобзоном называла одной из самых больших ошибок в жизни. Как-то спустя годы мы с мамой были на концерте в ЦДЛ. В толпе я увидела Иосифа Давыдовича с женой Нелли. Мне так хотелось с ним поздороваться, но я не посмела подойти — мама расценила бы это как предательство. У нее разговор был короткий: кто не со мной — тот против меня!
Странно, как же я называла своих отчимов?
Дядя Саша, дядя Иосиф? Или просто по именам? Не помню… Зато прекрасно помню, кого я сама стала называть папой…
Мамино знакомство с Костей совпало со смертью дедушки. Мама всерьез считала, что это ее любимый папа послал ей верного друга на всю жизнь...
Костино появление пришлось на самый сложный период в моей жизни — подростковый. К тому же он был всего на десять лет старше меня. Мне — 14, ему — 24. Поэтому новому «папе» пришлось очень сильно постараться, чтобы я его приняла…
С Костей мама познакомила меня, когда они начали только встречаться. Мне он сразу понравился — тихий, скромный, очень предупредительный.
Однажды выхожу из метро, а тут он.
«Пойдемте вместе», — предлагаю. Идем по двору на пионерском расстоянии — метра два друг от друга. На следующий же день дворовые бабули нас с Костей не только поженили, а еще и придумали, что я беременна!
Костя часто бывал у мамы, они что-то репетировали, он ей аккомпанировал. И в какой-то момент остался на ночь. С утра встаю, а они мирно на кухне пьют чай. Внутри включился тревожный сигнал — «чужой на моей территории». Это была не ревность, а что-то собственническое: моя мама, мой дом! Три года мы жили одни, а тут снова новый мужчина... Помню, мама что-то меня спросила, а в ответ я ей нагрубила, да еще и хлопнула дверью.
Костя деликатно искал ко мне подход: не давил, не воспитывал. Постепенно входил в нашу семью, ждал, когда к нему привыкну. Я видела, как трепетно, как бережно он относится к маме. Он очень искренне относился и ко мне, поэтому я потянулась к нему. Ребенка-то не обманешь!
Мы очень дружно жили большой семьей в 28-метровой квартире. Если Леля оставалась ночевать, спала в моей комнате: я — на диване, а бабушка — рядом на полу. Потом мы переехали в большую трехкомнатную квартиру, и у Лели появилась своя комната.
Мы все прекрасно ладили, ставили домашние спектакли. А еще мы с Костей любили клеить в альбом коллажи. В доме хранились старые газеты «Правда», «Известия» с передовицами и фотографиями членов Политбюро. Мы вырезали фигуры и к телу, например, Громыки клеили мое лицо.
