Пришел на экзамен по истории КПСС, его вела полная немолодая дама: «Историю партии знаешь?» — «Нет». — «Иди, пять».
Так я поступил на вечерний актерский факультет.
— Студенческая пора — время влюбленностей. Что говорить о театральном вузе, куда всегда старались попасть самые красивые девушки страны…
— Мое главное увлечение тех лет не имело отношения к театральным и околотеатральным девушкам. Студенту вечернего отделения приходилось работать, и я устроился мебельщиком- реквизитором в Театр им.
Евг. Вахтангова. После спектакля мы разбирали сцену, и я ехал на метро до «ВДНХ» (тогда это была конечная станция) в двенадцать, а то и в полпервого ночи. Там и встретил самую сильную привязанность своей молодости: ночь, насквозь промерзший последний вагон метро — тогда в них почти не топили, напротив в полудреме сидит какой-то пьяница, а рядом совсем молоденькая девушка. Шарфик под мохер, вытертое коричневое пальтишко, светлые боты, заштопанные белой дратвой… Девушка обеими руками растирала колени: стоял жуткий холод, и капроновые чулки буквально примерзали к коже. Она подняла голову, взглянула на меня большими круглыми, как у неваляшки, глазами, и я погиб...
На «ВДНХ» я следом за ней прыгнул на эскалатор. Она до смерти перепугалась: в метро никого нет, а ее преследует здоровенный парень!
Девушка бросилась на автобусную остановку, но я успел вскочить в ее автобус, идущий в Медведково: в нем оказались только мы да две полусонные старушки. Влетаю за ней в барак, она падает на колени: «Не убивайте. Сделаю все, что угодно. Пожалуйста…» Я опешил: «Милая, да ты что?»
Еле-еле удалось ее успокоить.
Девушку звали Лидой. Она жила в комнатке-конуре величиной с три дачных туалета с парализованной матерью и отчимом-экскаваторщиком, который несколько раз пытался ее изнасиловать. Тетки, жившие в бараке, потом сказали: «Саша, хорошо, что вы у Лидочки появились. Она такая добрая! Даже крысам оставляет еду на блюдечке».
Позже я узнал, откуда Лида так поздно ехала: у нее была подружка Лола, околачивавшаяся по барам в центре Москвы. Бары тогда только-только открывались, и проституток называли «барухами». Лола и Лидку хотела приобщить, но та еще была девочкой и смертельно испугалась. Поехала обратно и попала на меня...
Пять лет мы были вместе, я, как мог, о ней заботился. Лида стала такой красавицей, что на улице на нее оборачивались: смуглая, большеглазая, фигура потрясающая — статуэтка! И очень добрый, радостный человек. Она окончила медучилище и работала фармацевтом в аптеке напротив кинотеатра «Космос». В ней там души не чаяли. Но пришло время, когда нужно было решать, что дальше. Я посоветовался с мамой: «Не знаю, что с Лидой делать. Жениться, наверное, надо…» Она ответила: «Лида очень хорошая, добрая девочка, но ты ее интеллект всю жизнь будешь подтягивать до своего.
А ты у меня и так дурачок!»
То ли я ответственности испугался, то ли сыграло свою роль стойкое нежелание жениться… Сам не знаю, в чем дело, но только я попросил Лолу сказать Лиде, что мы были близки. Знал, что Лида никогда мне такого не простит. Так и вышло. А потом Лола, которая общалась с иностранцами из МГУ, познакомила ее со студентом из Зимбабве. Тот влюбился в Лиду и увез ее в город Хараре.
Через несколько лет Лида снова появилась в России — мужу требовалось забрать в университете какие-то документы. Она превратилась в уверенную в себе, цветущую женщину с безукоризненными манерами. С ними приехал сын Рей.
Я провожал их на Белорусском вокзале. Было жарко, они втроем стояли у открытого окна международного вагона. Поезд тронулся, Лида высунулась из окна и крикнула: «Сашка, я все равно люблю тебя больше всех!»
Я побежал за поездом, споткнулся, упал, разбил лицо…
— Вы окончили Щукинское училище. Что дальше?
— После института меня взяли в Театр сатиры, я сыграл у Марка Захарова в знаменитом спектакле «Доходное место». Андрей Миронов был Жадовым, а я — Белогубовым.
В спектакле участвовали Анатолий Папанов, Ростислав Плятт, Георгий Менглет, Вера Васильева... После представления мы с Андреем выбирались из театра через потайной ход: нас подстерегали толпы поклонников.
