
— Да очень просто. Когда мы приехали в Магнитогорск, мама подобрала на помойке здоровенного рыжего кота — башка у него была больше, чем моя голова. Мама его вымыла, расчесала и назвала Васькой. Зимой кот исчез. И вот однажды сидим, едим борщ и слышим, как кто-то барабанит в окно. Отдергиваем занавеску — Васька! Папа открыл окно, кот влезает в него с авоськой в зубах, а в ней — мясо. (Холодильников в ту пору не было, и продукты хранили за окном.) Васька кормил нас всю зиму. А когда мы переезжали из Магнитогорска в Челябинск и загружали машину коробками, он, ухоженный, с красным бантом на шее, посмотрел на нас из окна квартиры, нервно дернул хвостом, мяукнул… И исчез навсегда.
Нарисованный на входной двери или стене подъезда силуэт кота пугал горожан — значит, недавно в этом доме произошло ограбление, а возможно, и убийство.
В Магнитогорске орудовала «Черная кошка»: у известной московской банды имелись отделения в разных местах, терроризировала она и наш город. Ее члены ходили в своеобразной униформе: габардиновые плащи, дорогие темно-синие или черные костюмы в полосочку, белоснежные рубашки, носочки и шарфики, галстуки, лайковые перчатки, потрясающие штиблеты — в них можно было смотреться как в зеркало — и обязательно золотая фикса на переднем зубе. В «Месте встречи изменить нельзя» рядом с братвой из «Черной кошки» отирается щипач, которого играет Ваня Бортник. Этого не могло быть: щипачи залезали в карманы прохожих, на них устраивали облавы, из-за чего попадались и «солидные» люди. Я это точно знаю, сам прошел школу щипача. У меня и фуражка была особая — с клиньями и коротким козыречком, куда прятали половинку бритвы.
«К вам в карман лезут!» — «А ты видел?!» — «Видел!»
Чик по глазам — и готово дело…
— Выходит, вам и воровать приходилось?
— Нет, я никогда не воровал (видимо, не позволяло воспитание), кроме одного-единственного случая, о котором расскажу позже.
Магнитогорская «Черная кошка» работала так: в подъезде раздавалось долгое противное мяуканье. Кто-то из жильцов открывал дверь: «Кыш, проклятая!» — и тут же следовал удар. Квартиру грабили, лежавших с закрытыми глазами хозяев не трогали. Если они глаза открывали, могли и убить.

Когда ночью раздавался подозрительный шум, папа усаживался напротив двери с двустволкой в руках, рядом пристраивалась мама с ружьем, а я стоял с маленьким топориком. Грабили всех, кроме нас, и это удивляло. Потом выяснилось: у папиного шофера Васи в банде был брат. Не зря, оказывается, он говорил отцу: «Михаил Николаевич, вас не тронут!»
А я украл мамины золотые часы — думал, это мой «входной билет» в банду. Принес часы верным людям, но меня взяли за ухо и отвели домой, к маме: «Галя, твой оболтус часы у тебя украл...»
Мать усадила гостей за стол, хорошо накормила — тем все и кончилось.
Надо заметить, у магнитогорской шпаны имелось свое благородство.
Многие из тамошних хулиганов и воров вышли в люди: один из моих приятелей стал академиком, другой — профессор-физик... А тогда я им врал, что в Москве у меня есть велосипед с золотыми спицами.
— А детские любови у вас в этом городе были?
— В Магнитогорске случился мой первый роман: в девять лет я познакомился с сестрами Эммой и Жанной. Они постарше меня были, и у нас сложились очень серьезные отношения, которые зашли довольно далеко — от избытка чувств я терял сознание. К десяти годам я стал взрослым мужиком. А еще сестры поили меня морсом.
Когда мы переехали в Челябинск, я пошел в школу рабочей молодежи, поскольку из обычной меня выгнали.