Какое, в самом деле, имеет значение то, что внутренняя область Гренландии является полюсом холода, оказывающим влияние на все Северное полушарие? Но именно поэтому Фритьоф казался им сверхчеловеком, и его провожали аплодисментами. В Норвегии Нансен сразу стал национальным героем: маленькая, живущая под протекторатом шведского королевства нация нашла в нем своего кумира.
Еву Сарс Нансен встретил через несколько дней после возвращения из Гренландии и на ходу выпрыгнул из запряженной парой лошадей коляски, во весь опор мчавшейся по улице Карл-Юхансгате. Он подбежал к ней, взял ее за руку, не обращая внимания на идущую рядом подругу, и признался, что, отправляясь в дальнюю дорогу, загадал желание.
В то утро она согласилась стать его женой — здравомыслящая женщина не сделала бы этого, несмотря на всю славу Нансена.
За время его ухаживаний Ева успела составить представление о характере и наклонностях жениха, и оно оказалось верным. После свадьбы они поселились в маленьком домике с настланным прямо поверх земли дощатым полом — вечером Фритьоф топил печку, но к утру становилось так холодно, что вода в кувшине замерзала. Муж не любил излишеств, ему нравился спартанский стиль жизни — так его воспитывали в детстве, в родительской усадьбе, а повзрослев, он развил свои способности тренировками. Надо мало и просто есть, носить легкую одежду даже в мороз и заниматься спортом — последнее, по его мнению, значило постоянно совершать подвиги.
Он преодолевал на лыжах непроходимые склоны и до глубины души изумлял обитателей глухих горных деревушек, где месяцами не видели посторонних: ночью к ним стучал неизвестный и просил молока, а крестьянки принимали его за тролля.
Новый 1890 год Нансены отметили лыжным походом с восхождением на гору Норе: туда пришлось подниматься на четвереньках, обратно Нансен съехал на лыжах. Ева часть пути проделала на попе: склон был так крут, что удержаться на ногах мог только гениальный лыжник. Ночная дорога, обрывы, ухабы... Хозяин случайно встретившейся на пути избушки попенял Нансену за то, что тот «совсем заморил парнишку», и обомлел, услышав, что это его жена.
Потом у них появилась усадьба «Готхоб» в Люсакере — крепкий бревенчатый дом в старонорвежском духе, настоящая усадьба викинга, затем имение «Пульхёгда» — построенная после путешествия к Северному полюсу вилла напоминала небольшой дворец…
Но устойчивости в их жизни не было: муж собирался то в Антарктиду, то на Южный полюс. Там бы он в конце концов и оказался, да помешали события, происходящие в стране. Шведско-норвежская уния трещала по швам, Норвегия стала отдельным государством, и все это требовало участия знаменитого Нансена. Он выступал на митингах, писал статьи, вел переговоры с датским принцем, которого его единомышленники присмотрели в норвежские короли, представлял свою страну в Лондоне. А Ева ждала, замечая у себя все новые седые волоски, и думала: интересна ли она ему до сих пор? Это оказалось непростым испытанием. Когда она ждала его из путешествия к Северному полюсу, ей было легче.
Ева самозабвенно любила мужа, но ее тревожило, что они живут в разных измерениях: она старела, а над ним время было не властно, ее скромная известность не шла ни в какое сравнение с его славой.
Она была очень популярна, и не только в Норвегии, но и в Швеции, ее имя собирало полные залы. Но в расцвете сил и известности Ева решила оставить карьеру певицы (надо уметь вовремя уйти, переживший свое время артист смешон) и занялась детьми. Их у нее было пятеро — старшая Лив, упрямый и своевольный Коре, шаловливая Ирмелин, умница Одд и Осмунд, добрый, ласковый и очень болезненный мальчик. Он прихрамывал, часто отвечал невпопад, был кроток и безответен— доктор Йенсен говорил, что незначительное отставание в развитии дело неприятное, но естественное, и с годами оно пройдет.
Но оно не проходило: Ева с Фритьофом созвали консилиум, врачи направили ребенка на обследование, диагноз был ужасен. У Осмунда нашли церебральный парез, неизлечимую болезнь мозга, он до старости останется ребенком… С ним надо проводить много времени, заниматься, вдалбливая каждое слово, следить, чтобы его не обижали соседские мальчишки, — те повадились ходить за Осмундом и дразнить его: «Дурачок! Дурачок!..» У Евы было много дел, кроме романсов, и она не жалела о том, что покончила с пением так рано.
Сейчас она сидела перед зеркалом, аккуратно вырывала пинцетом седые волосы и думала о том, как встретить мужа. На поднимающейся над «Пульхёгдой» башне вывесят норвежский флаг, ворота в усадьбу украсят еловым лапником, когда он подойдет к ведущей в огромный, двухсветный холл широкой каменной лестнице, в небе расцветает фейерверк…
А она скажет:
— Добро пожаловать домой, Фритьоф, мы тебя заждались!
Ева улыбнулась, поднялась из-за резного трюмо и направилась к лестнице, ведущей наверх, в детские, — перед сном она хотела проведать Коре. Мальчик спал, разметавшись на кровати, на его щеках горел нездоровый румянец. Ева положила руку ему на лоб и вздрогнула: у сына был жар, дышал он тяжело, с присвистом и хрипами.
Утром послали за доктором Йенсеном, и тот сразу же приехал в «Пульхёгду» в своей зеленой, запряженной парой приземистых лошадок коляске. Доктор измерил Коре температуру, пощупал пульс, долго выслушивал его, приложив ухо к груди.
