Мой наставник отец Михаил говорил потом: «Все получилось. Люди от вас уходили с просветленными лицами, умиротворенные. Только в следующий раз учтите, что не стоит громко на весь храм смеяться и уж никак не стоит повторять: «Фу! Какая гадость».
Так начала продвигаться моя служба.
Еще через день я заменял кого-то и подустал, честно говоря. Сел на скамью. Необъятный купол, расписанный учениками Васнецова. Пустой храм. Эхо ветра. Небо близко-близко. Ночь на дворе. Сквозь витражные окна мерцают огромные, какие бывают только на юге, звезды. Запах ладана, смешанный с ароматом старого дерева. Открыл служебник — книгу, которая дышит вечностью… А заложен служебник золотой картой клуба «Шатильон» — я был VIP- клиентом этого заведения на Мосфильмовской!
И я засмеялся. Минут пять сидел и тихо смеялся, слушая гулкое соборное эхо.
В храм я ходил через рынок. Иногда по дороге заглядывал перевести дух в крошечное кафе. Управлялась с этим заведением корейская семья. Их парень смотрел один из моих фильмов и подошел поговорить. Потом моей персоной заинтересовался его родственник, затем еще один, и в конце концов ко мне подвели какого-то совершенно седого корейского дедка… В итоге всем скопом они пришли в храм и… корейская община покрестилась в православные. Через месяц приехал их протестантский пастырь, который отвлекся было на отпуск, — а прихода-то нет! Ругался он страшно. Полетел к нашему архиерею: «Да я вас в суд! Да я вам!» «А ты не хами», — улыбался архиерей. Он — мужчина крупный, и, глядя на него, многие подозревали, что, когда смиренные церковные комментарии на его собеседника действия не имеют, может и в табло зарядить.
Меня архиерей, конечно, пожурил. «Смотри, — говорит, — у меня! А то в следующий раз, пожалуй, табор цыган приведешь!» Пришлось оправдываться, что я кофе заходил пить, а не протестантов в православные обращать.
Но про цыган архиерей как в воду глядел. Правда, с ними все истории происходили уже позже — в Москве. Я служил на «Белорусской», а там представителей вольного народа пруд пруди. Обычное дело: одному артисту театра «Ромэн» дают квартиру, в которой потом проживает еще человек тридцать его родственников. И вот почему-то они решили, что я тоже цыган. Может быть, их ввели в заблуждение мои рокерские кольца, может, еще что-то, оно не важно.
Главное — цыгане ко мне прониклись. Я их венчал, крестил и отпевал без устали. Однажды, помню, я должен был отпевать в субботу. Договорились. Неожиданно меня заменили на другого священника, а цыгане с покойником уже прибыли. «А где отец Иоанн?» — растерялись они. Им пояснили, что я появлюсь на службе завтра. «Ага», — поняли вольные люди и потащили гроб обратно. Потому что покойник может денек и полежать ради того, чтобы его, цыгана, отпел такой же цыган.
Кроме того, раз в пару недель на пороге храма появлялась очередная очень громкая юная цыганка, тащившая за руку смирившегося с грубой женской силой молодого цыгана. Она требовала, чтобы я приносил тяжеленное служебное Евангелие. «Клянись! — взывала она к «жертве». — Больше никаких наркотиков!» И каждый молодой цыган клялся...
В Москву мы вернулись, потому что в роддоме Ташкента Оксанку заразили тяжелой формой гепатита.
А с этим заболеванием на жаре находиться крайне опасно. Кыса родила мальчика. И ослабла. Сначала думали, что во всем виноват непривычный климат… Оказалось — страшная болезнь. Кыса гасла на глазах, я сидел рядом с кроватью и гладил ее руку. Все, с кем я советовался, говорили: «Срочно увози жену!»
Мы не боялись смерти. Я думал так, как советовал своим прихожанам, попавшим в сложную ситуацию: делай, что в твоих силах, и на все будет воля Божья. Ни в одной церковной книге не написано, что воля эта не может проявиться в сером порошке, найденном по Интернету. Не знаю, что сыграло решающую роль, но Кыса начала пить такие порошки, и, когда снова сдала кровь, оказалось — болезнь отступает.
…Я два года служил бесплатно, и денег не хватало.
Временами катастрофически не хватало. Поэтому искал способы подзаработать. Что я умею? Стреляю вроде неплохо, мог бы пойти по контракту. Но было бы несколько странно, если б поп в свободное от церковной службы время сидел где-нибудь в горах со снайперской винтовкой. Плясками на шесте я бы тоже много не заработал… И однажды за обедом я ляпнул святым отцам: мол, сейчас в кино хорошо платят, раньше хуже было, а теперь за большую роль можно дом построить. «А чего ты не снимаешься?» — спрашивают они. «Так нам же по канонам нельзя». — «А ты бы спросил у Святейшего, он человек мудрый. Каноны-то писались четыреста лет назад, когда и кино никакого не было», — подсказали отцы.
