В нашем отделе участки заслуженно получили человек шесть из «старой гвардии», среди них и Моргунова. И Светлана с большим энтузиазмом взялась за новое дело: ездила туда, с кем-то беседовала, что-то намечала. Но очень скоро поняла, что строительство дачи отнимет у нее слишком много времени, сил и средств и это может быть в ущерб работе. И Моргунова от этого удовольствия отказалась. И, по-моему, она никогда об этом не сожалела. Это было не ее. Она смогла трезво это для себя оценить — по силам ей или нет.
— Светлана Михайловна с кем-то из коллег дружила или держалась одинокой звездой?
— Да, она дружила с Валентиной Леонтьевой, Людмилой Соколовой. Немного позже — с Галиной Зименковой, они были приблизительно одного возраста, у них одинаковый склад характера, они понимали друг друга. И, к большому сожалению, у них оказались так похожи судьбы. Ведь у Гали Зименковой тоже сын умер. Как и позже у Светланы. Они друг друга понимали, поддерживали, бывали в гостях. В приятельских отношениях Света была со многими.
— А ваши с ней отношения потом переросли в какие-то приятельские?
— Мы никогда не были подругами. Когда с ней познакомились, у нее было, видимо, какое-то предубеждение ко мне. Я понимала, что мне нужно доказать Светлане своей работой, что я здесь не зря. Ну а когда у меня стало это получаться, ее предубеждение как-то стерлось, смылось, забылось. И у нас установились вполне приветливые, служебные, но сдержанные отношения.
А потом в нашем отделе произошло большое горе. Неожиданная смерть Ларисы Дыкиной потрясла всех. Она была очень хорошим информационным диктором. Начинала свою карьеру в Челябинске, потом в 1972 году ее пригласили на Центральное телевидение. Она проработала в нашем отделе 14 лет. Причем у нее был прекрасный характер, она была очень сдержанной, интеллигентной. В общем, замечательный человек, абсолютно неконфликтный. И все были потрясены ее внезапной кончиной.
Наш отдел участвовал в организации ее похорон, потом мы все собрались у нее дома на поминках. Мы со Светой оказались рядом за столом. И вдруг стали плакать друг у друга на плече. А когда слезы вытерли, мы и перешли на «ты», оно само получилось. Вот так просто. Никто не пил брудершафт, никто не говорил: «А давай мы с тобой перейдем на «ты». Это был такой порыв, у нас было общее горе, мы так искренне горевали по этому поводу, что, поплакав друг у друга на плече, легко сказали друг другу «ты». И потом мы уже могли и на тему семьи разговаривать, и на какие-то другие темы.
Со Светой мы очень часто встречались и на концертах. Бывали такие моменты, что я вела первую половину или она вела более торжественную, а я потом концерт, или наоборот.
Помню, еще был такой эпизод смешной. Я уже говорила, что она очень хорошо одевалась. Как-то Свете какая-то приятельница из Канады прислала вечернее платье болотно-зеленого цвета, которое было украшено страусовыми перьями. Оно было очень красивое, но совершенно нетелевизионное. И когда Светлана его увидела, расстроилась, что для работы оно не годится. А мне тут замуж выходить приспичило. И я ей сказала: «Свет, тебе для работы не годится, а мне для свадьбы сойдет, продай мне его». Я с удовольствием его купила, и потом много раз носила. Кстати, и на программы тоже надевала.
— Вы сказали, что она должна была быть в форме. А она за собой следила?
— Конечно, она следила за своей внешностью и ухаживала. Но спортом не занималась. Знаете, в 80-е годы было модно пользоваться услугами косметичек. Так вот, эти косметички делали кремы для лица. Нам часто на работу приносили эти кремы, и, надо сказать, они были очень хорошие, натуральные. Мы их все покупали. И Светлана тоже покупала такие кремы.
— Я так поняла, что Моргунова любила пошутить, сказать острое словцо...
— Да, она очень любила смеяться. Света обожала слушать анекдоты и сама могла рассказать. Она любила шутки, юмор. У нее такой грубоватый смех был, громкий, и, если что-то за столом остроумное рассказывали и ей понравилось, сочно смеялась. Могла и острое словцо сказать, у нее это проскальзывало. Но в ее исполнении это было как-то органично.
— А ее боялись? Я имею в виду обслуживающий персонал — костюмерши, гримерши?
— Да ну что вы, нет! К ней очень хорошо все относились, и она к ним хорошо ко всем относилась, не кичилась никогда. Она приходила на примерки, с ней с большим удовольствием все работали. Она ко всем буфетчицам обращалась по именам: «Таня, Маня, Ваня, Саша». В этом отношении она была достаточно проста, демократична, но не нарочито, это ее органика. Даже наоборот, я думаю, ей приходилось эту свою органику немножко умерять и сдерживать, потому что не везде это уместно. Где-то можно себе позволить острое словцо, а где-то нельзя.
— Светлана Михайловна в конце своей карьеры не думала преподавать?
— Дело в том, что, когда отдел дикторов закрыли, мы все пережили эту драму. Просто выгнали всех, и Моргунову в том числе. Наш отдел закрыли 31 августа 1995 года.
Но был такой коллега Андрей Леонов, он у нас работал в отделе, но больше, чем дикторское ремесло, ему подходила журналистская работа, и он еще раньше ушел в московскую редакцию. У него была возможность пригласить Светлану на роль диктора-наставника. Больше я не знаю, чтобы она где-то преподавательской работой занималась.
