У мамы за всю жизнь не было даже шубы. Папа даже злился: «Как же вам трудно делать подарки, девки! — имелись в виду и мама, и я, и потом моя дочь. — Украшений вы не носите. Вам ни колечка, ни серег не подаришь!» Мама всю эту дребедень отродясь не носила. При этом она умудрялась потрясающе красиво одеваться. Ну, там, правда, было на что надеть! И была единственная вещь, которая ее радовала и которую папа всегда добывал. Раньше при СССР в Москве существовали магазины «Ванда» и «Власта», где у него появились какие-то знакомые продавщицы, и к 8 Марта папа бежал туда и приобретал какое-нибудь разэдакое мыло, которое пахло розовым маслом, в сумасшедше красивой коробочке. И обязательно французские духи. У мамы всегда были французские духи, никаких других она не признавала.
— И все же бытовые сложности бывают важны. Это ведь из-за них вас отдали в интернат?
— Выхода не было. У нас же никаких бабушек. То есть бабушка была, папина мама, но у папы две сестры, у одной двое детей и у другой... Бабушка была при младшей внучке, при Маришке, моей двоюродной сестрице. А нянек тогда, по-моему, отродясь ни у кого не водилось, это вообще не принято было. Родители, как и другие артисты, работали круглосуточно. Утром репетиции, вечером спектакли... Вот поэтому в детский сад я ходила на пятидневку, а потом девять лет училась в интернате. Слушайте, я драться на улице перестала, когда у меня дочь родилась. Ну, потому что подумала, что уже не только за себя, а все-таки и за ребеночка отвечаю. А в интернате я дралась постоянно. Это такое заведение, где дискуссия исключена, там сразу в морду даешь. Сила решала все. Но иногда в качестве переговорщика удавалось как-то развести ситуацию. Можно было поговорить и поржать.
