Почему Лев Дуров скрывал родство с цирковыми Дуровыми

«Отец ехал в актерской компании и в поезде встретил гадалку. Это была обычная женщина, крановщица....
Лев Дуров и Татьяна Доронина
Лев Дуров и Татьяна Доронина в фильме «На ясный огонь». 1975 г.
Фото: Мосфильм-Инфо

«Отец ехал в актерской компании и в поезде встретил гадалку. Это была обычная женщина, крановщица. Однажды на большой высоте в ее кабину попала молния. После этого эта женщина стала предсказывать будущее. И вот она рассказывала артистам про их жизнь. А папе просто сказала: «А тебя нет. Ты давно умер». Папа действительно не раз мог погибнуть», — рассказывает Екатерина Дурова.

— Ваш отец изобрел слово «опустяшить». Что это значило?

— Отца дико раздражал любой пафос. Например, только ему могло прийти в голову в Доме актера на праздновании своего 75-летия просто взять и устроить стриптиз. Он раздевался и оставался с одним огромным фиговым листком, на котором было написано «75». Потом срывал и его, но под ним оказывался другой, маленький фиговый листок с такой же надписью. Вы понимаете, ему нужно было эту дату опустяшить, чтобы не случилось идиотского пафоса, торжественности ненужной, такой репетиции похорон. Он все время над подобными мероприятиями ржал. Говорил: «Сидишь на сцене как дурак, обложенный цветами, а тебе еще и речи говорят, — это ужас!» А перед своим 80-летием он сказал: «Так, я буду сверху спускаться, привязывайте меня на трос». Но тут уже я взвыла: «Не-е-ет!» Тогда он решил под страшную музыку Вагнера выезжать в папахе, напялив все свои регалии… В общем, искусством опустяшивания отец владел виртуозно.

— У Дуровых дворянские корни и даже есть герб. Но и этим ваш отец не любил хвастаться. Опустяшивал?

— Есть герб. Сильно красивый. На нем змея изображена, которую отец назвал зеленым змием. Герб сто лет висит на даче. Отец говорил: «Ну какие мы дворяне, мы разночинцы». Все высмеивал! При том что генеалогическое древо Дуровых вычерчено до XIV века. Прапрапрапрапрабабка была настоятельницей Новодевичьего монастыря, игуменьей. Она первая дворянка. Библиотеку она в Новодевичьем монастыре учредила.

— Удивительно, что семью с такой родословной не коснулись репрессии.

— Еще как коснулись! Из-за этого я довольно долго не знала, что мы состоим в родстве с цирковыми Дуровыми. Когда, будучи уже довольно взрослой девицей, узнала, спросила: «Отец, а чего ты мне-то не сказал?» — «Да на фига?» В общем, выяснилось, что в годы репрессий наша семья развалилась. Потому что арестовали тетю Зину Рихтер, урожденную Дурову. Она была довольно странная женщина. Это, видимо, у нас в роду что-то такое. Они с мужем любили совершать дальние пешие походы. 

Муж погиб, потому что ему в рот попала разрывная пуля «дум-дум»… Так вот, оказалось, тетю еще Савинков вербовал. Я извиняюсь, первая была не Каплан, а первая была тетя Зина, которой предлагали шмальнуть в Ленина. Правда, она гордо отказалась. Тетя Зина была прекрасной журналисткой, что по тем временам тоже являлось огромной редкостью. 

Лев Дуров с дочкой Екатериной
С дочкой Екатериной. 70-е гг.
Фото: из личного архива Екатерины Дуровой

И вот ее арестовали. И начались допросы на Лубянке с трех часов ночи до шести утра (протоколы хранятся в отцовских архивах). Не давали спать, выматывали. Тем временем, как только тетю Зину арестовали, папины родные с перепугу отреклись от опасных родственников. Произошел трагический разлом, люди перестали знать друг друга, просто делали вид, что между собой не знакомы. И никого не осудишь…

У деда Константина (он был брат Зины Рихтер) все складывалось благополучно. Он служил комендантом Лефортовского дворца, бабушка работала там архивариусом, и их семью поселили во дворце. Дали шестиметровую комнату. Потом отец привел туда свою жену, мою маму. Они разгородили комнату занавеской и стали счастливо жить. Потом там родилась я.

У деда была безупречная репутация. Константин Владимирович какой-то невероятный человек, даже внешне. В нем много фамильных черт: тот же горбатый нос, что у Натальи Юрьевны Дуровой. Такой и у Ваньки, моего сына. Наталья Юрьевна прям тряслась, когда Ваньку видела. Говорила: «Порода дуровская!» Дед имел прекрасное воспитание — учился в Пажеском корпусе и Строгановском училище. 

Он никогда в жизни ни на кого не повысил голос. А ведь Лефортовский дворец был населен бог знает кем. И гопота оби­тала, и шпана адская совершенно. Но когда он выходил во двор, все переставали материться — так его уважали.

— Послушайте, а тогда в кого ваш папа?

— Матерщинник-то такой и хулиган? Да во дворе рос. Там иначе не выживешь. Сараи, голубятни, драки. Легко мог сесть. А могли и убить, зарезать — все что угодно. После войны по Москве столько оружия, столько патронов ходило... Мальчишки со всем этим добром играли, менялись. У отца был арсенал, который в один прекрасный день нашел на чердаке Лефортовского дворца дед Костя. Дед тут же вывалил все это добро в Яузу. За такое и посадить могли. Все-таки во дворце военно-исторические архивы располагались, которые считались секретными.

Как-то после драки у отца завязался разговор с одним мальчишкой. И тот ему сказал: «Левка, чего ты все время дерешься? Пойдем во Дворец пионеров!» Отец страшно ржал над этим, но из любопытства пошел. Обнаружил там Ролана Антоновича Быкова. Половину кружка папаня выгнал сразу за профнепригодность, а их роли забрал себе. Так и сказал: «Пшли все вон отсюда, ничего не умеете, ничего не понимаете!» Ну вот попал человек прямо в нужное место, нашел свое дело, которому посвятил всю жизнь.

Лев Дуров с Ольгой Аросевой
«В театральный кружок отец из любопытства пошел. Половину кружка папаня выгнал сразу за профнепригодность, а их роли забрал себе. Ну вот попал человек в нужное место, нашел свое дело, которому посвятил всю жизнь» С Ольгой Аросевой в фильме «Гость с Кубани». 1955 г.
Фото: Мосфильм-Инфо

— Театр, профессия у Льва Конс­тантиновича были не первом месте?

— Нет. Не театр, а семья. И он это довольно быстро сформулировал. Его в театре не раз предавали... А в своей семье отец всегда был уверен. Говорил: «Ничего не знаю про государство. Я как церковь — от него отделяюсь. У меня есть свое государство — моя семья. Все! А на все остальное я плевал!» Он обожал меня, моих детей Катьку и Ваньку. Трясся над ними. Я счастлива, что он пообщался с тремя своими правнуками. Можно сказать, у него целый клан образовался. За своих отец был готов глотку перегрызть.

— Ваш отец встретил вашу маму в институте и всю жизнь преданно любил ее. В театральной Москве удивлялись, как он завоевал такую фантастическую красавицу, за которой ухаживали Гафт, Кваша и много других блистательных кавалеров.

— Муж мой Володька (Владимир Ершов — второй муж Екатерины Дуровой. — Прим. ред.), когда смотрит на их фотографии, говорит: «Какую бабу оторвал!» Но что-то же было в отце! Слушайте, никто не знает, как это случается. Мама вообще не была склонна это обсуждать. А папа говорил: «Вокруг одни дураки были. А я ухаживать умел!» Но думаю, дело даже не в ухаживаниях. Потому что тут как раз не все выходило блестяще. Одна из самых милейших историй — про то, как папа хотел как-то выглядеть посолиднее, шляпу себе зеленую купил велюровую. 

Пришел нарядный к маме и спросил: «Ирк, ну как?» На что ему мама недвусмысленно сказала: «Похож на дерьмо под лопухом». Это вошло в семейные анналы. Больше мама ни одного бранного слова вообще в жизни не произнесла. Ни од-но-го. И когда папаня начинал крыть ну просто уже семиэтажным матом, она говорила: «Левочка, ты создаешь в доме невыносимый фонетический климат». Климат тут же менялся. Папу никто, кроме мамы, остановить не мог, а ее он обожал и слушал.

— Как им удалось пронести любовь и уважение через всю жизнь?

— Не знаю. Никогда бытовые проблемы и безденежье не были для них проблемой. Когда в интервью отцу задали такой же вопрос, он сказал: «Потому что в нашем доме никогда не звучало слово «деньги». А деньги то были, то не было. Жили как все. Варили пачку пельменей — это было и первое, и второе. Мы с папой обожали консервированную кукурузу, которую разогревали в маленькой кастрюльке. Макарошки с сыром и майонезом навернешь — и прекрасно. Никто никогда не заморачивался на быте.

У мамы за всю жизнь не было даже шубы. Папа часто злился: «Как же вам трудно делать подарки, девки! Украшений вы не носите. Вам ни колечка, ни серег не подаришь!» Имелись в виду и мама, и я, и потом моя дочь. Мама всю эту дребедень отродясь не носила. При этом она умудрялась потрясающе красиво одеваться. Ну там, правда, было на что надеть! И была единственная вещь, которая ее радовала и которую папа всегда добывал. 

Лев Дуров с Изольдой Извицкой и Юрием Саранцевым
«Я вообще не понимаю, как папа это делал. До спектакля или съемок вокруг него стоял бесконечный хохот, он байки травил. А потом он становился другим человеком…» С Изольдой Извицкой и Юрием Саранцевым в фильме «Доброе утро». 1955 г.
Фото: Мосфильм-Инфо

Раньше, при СССР, в Москве существовали магазины «Ванда» и «Власта», где у него появились знакомые продавщицы. И к Восьмому марта папа бежал туда и приобретал какое-нибудь разэдакое мыло, которое пахло розовым маслом, в сумасшедше красивой коробочке. И обязательно французские духи. У мамы всегда были французские духи, других она не признавала.

— И все же бытовые сложности бывают важны. Это ведь из-за них вас отдали в интернат?

— Выхода не было. У нас же никаких бабушек. То есть бабушка была, папина мама, но у папы две сестры, у одной двое детей и у другой… Бабушка была при младшей внучке, при Маришке, моей двоюродной сестрице. А нянек тогда, по-моему, отродясь ни у кого не водилось, это вообще не принято было. Родители, как и другие артисты, работали круглосуточно. Утром репетиции, вечером спектак­ли… 

Вот поэтому в детский сад я ходила на пятидневку, а потом девять лет училась в интернате. Слушайте, я драться на улице перестала, когда у меня дочь родилась. Ну потому что подумала, что уже не только за себя, а все-таки и за ребеночка отвечаю. А в интернате я дралась постоянно. Это такое заведение, где дискуссия исключена, там сразу в морду даешь. Сила решала все. Но иногда в качестве переговорщика удавалось как-то развести ситуацию. Можно было и поговорить, и поржать.

— Но это же был самый элитный интернат из возможных, там дети дипломатов, народных артистов…

— Да, действительно, были у нас такие, как Сашка Щедров по кличке Щен, у которого папа дипломат, он ему жвачку привозил. Я помню эти разно­цветные шарики в прозрачной длинной упаковочке. От их запаха можно было рехнуться! Мы их потом жевали всем классом. Но при этом была Райка Абузярова, к которой бабушка приезжала раз в полгода из какой-то татарской деревни. И таких, как Рая, полкласса. Они никогда и никуда не уходили из интерната, жили там, как в детском доме.

— Но вы-то выходные проводили дома?

— Как-то раз, еще до школы-интерната, когда родители были в отъезде, меня оставили у заведующей детским садом Розы Робертовны. У кого-то из теток я время от времени находилась. Но в основном дома. Когда совсем меня некуда было девать, меня брали в Театр Ленинского комсомола. У меня об этом театре остались достаточно яркие воспоминания начиная с самого нежного возраста. Это была совсем другая труппа. Они все уже поумирали: дядя Дима Гошев, такой толстый, замечательный актер, Рита Струнова… Рита однажды меня спасла. 

Это было в Ялте, в тот день папа научил меня плавать: как полагается, спихнул с пирса. Мне было года четыре. И Рита Струнова за мной нырнула. У меня и сейчас все это перед глазами: как я иду на дно, как она прыгает... Я, как зайка, начала наверх выгребать. Было дико страшно. Но при этом никакой обиды на отца. Потому что все, что папа делал, папа делал правильно. Я папина дочка. Отца я обожала всегда. Помню, как он наклонялся над кроваткой, чтобы поцеловать меня перед сном, и я вдыхала запах театрального клея. Раньше у всех артистов на столе стоял этот коричневый аптечный пузырек, и в него была воткнута кисточка. Еще мужчины гримировались жженой пробкой, которая была насажена на женскую шпильку. И это лучший грим, если надо сделать небритость, какие-то провалы щек. Абсолютно гениально и, надо сказать, очень экологично.

Лев Дуров с Еленой Майоровой
«Отца дико раздражал любой пафос. Он даже придумал слово «опустяшить» — то есть лишить событие ненужной торжественности. И искусством опустяшивания отец владел виртуозно» С Еленой Майоровой в фильме «34-й скорый». 1981 г.
Фото: Мосфильм-Инфо

Я любила тусоваться за кулисами. А во время спектаклей сидела в будке осветителя. Это мое любимое место. Причем однажды в «Ленкоме» все забыли, что я там, ушли и заперли дверь. Поняв, что одна взаперти, я так орала, что отец побежал вдоль сцены: он понял, откуда я кричу. А там стояла декорация спектакля «Страх и отчаяние в Третьей империи» по Брехту, в том числе сварная металлическая конструкция из каких-то колючих проволок, а внутри пупс, кукла. И вот отец в нее просто врубился на бегу, разбил себе все лицо, весь лоб, это вот с такой скоростью он несся меня вызволять. Если со мной что-то случалось, папа сразу мчался меня спасать, забывая о себе и калеча себя при этом немилосердно.

— Какие спектакли с родителями на вас произвели особое впечатление?

— «Что тот солдат, что этот» тоже по Брехту. Он играл Гэли Гэя, а мама вдову Бегбик — страшно развратную женщину. И у меня было совершенное потрясение, когда я собственную мать-красавицу увидела в платье с разрезом буквально до пупа, в каких-то ажурных чулках, на высоченных каблуках. В общем, ужас-ужас, прямо как есть — проститутка. И самое страшное, что там произошло, — это сцена расстрела Гэли Гэя. Папу поставили к заднику, стрельнули — и он валяется. А я проковыряла дырку в кулисе и шипела в нее: «Пап, пап, папа-а-а-а». А там аккустика фантастическая! Папа потом говорил: «У меня волосы встали дыбом. Я не могу пошевельнуться, а что ты будешь делать дальше — непонятно». 

Это, конечно, с одной стороны, очень весело. А с другой — дрессура у театральных детей была суровая. Я, например, до сих пор чихаю бесшумно. Потому что в театре свои правила. Или вот еще. Когда-то даже самой лютой зимой я не носила шапку, и никто не мог меня заставить. И вот я уже в ГИТИСе училась, когда отец на меня, рвущуюся на улицу в метель без головного убора, заорал: «Это непрофессионально!» И я шапку надела в ту же секундочку.

— Актерских детей часто выводят на сцену в каких-то массовых сценах, если родители играют. У вас был такой опыт?

— Был, конечно. Как-то «Ленком» возил на гастроли спектакль «В день свадьбы». Там на сцене — накрытый стол, на нем страшная бутафорская жрачка из папье-маше и поролона. Какие-то огурцы, помидоры, и все-все — блестящее и вонючее. Я сидела среди гостей. А поскольку я девушка была ответственная, то все время старательно жевала пирожок. Я его весь измусолила, вся краска с поролона облупилась. Кто-то пожалел девочку, догадался и отнял этот пирожок.

Лев Дуров с Владимиром Басовым
«У отца от природы воля к жизни зашкаливала. Он вылезал из таких болячек, что уму непостижимо. С ним вообще на протяжении жизни случались всякие загадочные истории» С Владимиром Басовым в фильме «Шаг навстречу». 1975 г.
Фото: Legion-Media

Вообще, родители всегда старались меня брать на летние гастроли, длившиеся месяца по три. Когда это Рига, Вильнюс, Таллин, Ташкент — праздник жизни вообще! Единственные гастроли, когда меня не взяли, — это Челябинск и Магнитогорск. Родители меня пожалели и загнали на лето в пионерлагерь, где я дико страдала. Гастроли были счастьем, трудности — кипятильники, плитки и прочее — не смущали совершенно. 

Все старались выезжать семьями. И я очень хорошо помню, как, например, в Горьком, ныне Нижний Новгород, мы уже совершенно офигели от всей этой ресторанной и столовской жрачки… А в гостинице у нас был чуть ли не люкс. Двухкомнатный номер, одна комната — спальня, а в другой стоял какой-то жуткий полированный стол и диванчик, на котором я существовала. Мы отправились на рынок, купили муки и все, что нужно для теста, купили вишню и на этом полированном столе катали его бутылкой и делали вареники с вишней. И какое же это было счастье!

У меня день рождения в июле, и в этот день на гастролях была огромная узаконенная пьянка, фактически национальный праздник. А на следующий день артисты могли прийти в любом состоянии на спектакль. Даже не знаю, почему было принято так пышно и нарядно отмечать именно мой день рождения. Такую традицию завел мой отец, мама не была против, а все остальные весело поддерживали. Каждый год 25 июля меня заваливали подарками и гладиолусами. Видимо, в то время это были сезонные цветы, мы их расставляли в ведра, заполняли ванну… До сих пор я их обожаю.

Когда мне исполнилось тринадцать лет, мы снимали комнату во Львове у совершенно прекрасной огромной еврейской семьи. Квартира была старинная и большая. Когда хозяйка узнала, что у меня день рождения, она не придумала ничего умнее, как утром пойти и купить живого петуха, которого предполагалось в честь праздника зарезать. Я его полюбила всей душой через пять минут, поэтому заперлась с петухом в сортире и держала оборону. Петух остался жив. Все упились и без петуха. Думаю, потом птичку все же сожрали, просто мне сказали, что его обратно на базар отнесли. И еще один мой день рождения в городе Львове был, когда я уже поступила в ГИТИС. 

Мне исполнилось семнадцать лет в день, когда вывесили списки. Я поняла, что поступила, и улетела во Львов, чтобы с родителями в гостинице праздновать день рождения. Помню, как Каневский пил водку из моего сабо. Я уже была взрослая девица, и все мужики за мной стали ухаживать. Михаил Михайлович Козаков читал мне всяческие вирши Бродского. Еще мы с ним ходили добывать коньяк. Поступив в театральный, я приобрела совсем другой статус. Была дрянь такая, сопля, а тут барышня хоть куда…

Лев Дуров с семьей
«Отца обожала всегда. Помню, как он наклонялся над кроваткой, чтобы поцеловать меня перед сном, и я вдыхала запах театрального клея» Екатерина Дурова с родителями. 1960 г.
Фото: из личного архива Екатерины Дуровой

— Я так понимаю, что никаких вариантов, кроме поступления в театральный, у вас не было?

— Да я бы в жизни никуда больше не поступила. Я бы и школу не окончила, если бы не загремела в больницу. У меня была дикая фолликулярная ангина, меня увезли прямо из поликлиники в инфекционку на Соколиную Гору, где я благополучно отлежала все экзамены и получила все свои трояки. Только за диктанты и сочинения я всегда получала пятерки. У меня откуда-то была врожденная грамотность.

— И как родители отнеслись к вашей идее идти в театральный?

— Дискуссии не было. Папа предупредил, что помогать не будет. Мама только: «Посмотри на себя в зеркало». А что нового я там могла увидеть? Розовое, толстое, белобрысое непонятное дите с высоким голоском. Учитывая все это, я имела, конечно, оглушительный успех у приемной комиссии, когда читала монолог Алеши Карамазова. Думаю, это было гомерически смешно. Но меня заметили.

— Ваша дальняя родственница На­дежда Дурова в XIX веке тоже предпочитала мужскую одежду…

— Да, она шалила. Представлялась Александром, с Пушкиным дружила. Непростая тетенька была. Годовалого ребенка оставила и поперлась на войну. Чего там в голове было — непонятно… Ну а я и сейчас играю мужские роли. Сейчас вон в «Маленьких трагедиях» в Театре на Малой Бронной.

— Но все же интересно, почему при поступлении вы выбрали именно монолог Алеши Карамазова?

— Видимо, это влияние на меня спектакля «Брат Алеша» Эфроса. Одно из самых сильных потрясений в моей жизни! Родители меня на него довольно долго не пускали, потому что понимали: я девушка впечатлительная. И действительно, после спектак­ля я даже не рыдала, а криком кричала в голос, пережить это было невозможно. И не понимаю, как отец играл штабс-капитана Снегирева. Потому что у героя от чахотки умирает мальчик, сын, и там есть страшенный монолог, выяснение отношений с Богом. 

Вот от этого можно было умереть. Потому что, например, Ульянову Михаилу Александровичу плохо стало в зале, вызывали неотложку, он в фойе сидел. И сказал: «Ребят, что же вы делаете, что же вы нож воткнули в сердце и ворочаете его там, и ворочаете». Я прямо сейчас этот спектакль вспоминаю, и у меня ком в горле стоит… Я вообще не понимаю, как папа это делал. До спектакля вокруг него стоял бесконечный хохот, он байки травил. А потом он становился другим человеком…

Лев Дуров с женой Ириной Кириченко
«Муж мой, когда смотрит на их фотографии, говорит: «Какую бабу оторвал!» Но что-то же было в отце! Сам папа говорил: «Вокруг одни дураки были. А я ухаживать умел!» С женой Ириной Кириченко
Фото: из личного архива Екатерины Дуровой

— Последний раз я видела вашего отца на сцене, когда он играл в спектакле «Я не Раппопорт». Я поражалась: он, совершенно к тому времени больной, преображался на сцене. Весь спектакль держался на нем.

— Сцена лечит. Но у отца от природы воля к жизни зашкаливала. Он вылезал из таких болячек, что уму непостижимо. С ним вообще на протяжении жизни случались всякие загадочные истории. Помню, как он рассказывал об одной мистической встрече. Ехал в актерской компании на Украину. И в поезде встретил гадалку. Это была обычная женщина, крановщица. 

Однажды на большой высоте в ее кабину попала молния. После этого женщина стала предсказывать будущее. А папе она просто сказала: «А тебя нет. Ты давно умер». Папа действительно не раз мог погибнуть. Одних переломов у него было целых двадцать семь, и его скелет хотели купить в «Склиф», чтобы студентам разные травмы показывать. Он поржал, но не согласился.

— Были вещи, к которым ваш отец относился очень серьезно. С вашим первым мужем Сергеем Насибовым после того, как тот ушел к Наталье Гундаревой, ваш папа перестал общаться…

— Думаю, папа страдал, когда я разошлась с первым мужем, Катькиным отцом. Но виду не подавал, чтобы меня не расстраивать. Когда все случилось, я впервые с отцом выпивала. Мне был 21 год. Первая любовь, предательство. На руках годовалая дочка. Мне казалось — конец света. Вот как дальше жить? А мы выпили водки, полночи ржали, и все как-то рассосалось. Мы с папой опустяшили боль... Чем больнее нам было, тем громче мы смеялись. И так всегда. Такие мы, Дуровы…

— Скажите, как началась ваша любовь с Насибовым? Как сошлись девочка, неуверенная в своих внешних данных, и красавец Насибов, в которого после фильма «Школьный вальс» были влюблены все барышни Советского Союза?

— Да слушайте, все просто. Мы были первокурсники. Влюбились на картошке, и понеслось. Солнечный удар. Когда мы поженились, мне было 19, а ему 20. В этом возрасте о последствиях не думаешь. Появляется объект любви — и ты больше ничего, кроме него, не видишь и не слышишь…

Лев Дуров с Мариной Нееловой
«Папу в театре не раз предавали... А в своей семье отец всегда был уверен. Говорил: «Ничего не знаю про государство. У меня есть свое государство — моя семья. А на все остальное я плевал!» С Мариной Нееловой в телевизионном фильме «Красавец-мужчина». 1978 г.
Фото: Валерий Христофоров/ТАСС

— В фильме у Светланы Дружи­ниной «Дульсинея Тобосская» вы снимались втроем: вы, ваш муж и Наталья Гундарева

— Да, тогда все у них и началось. Правда, я не знала. Боже милостивый, как я понимаю Сережу, как я его понимаю! Будь я мужиком, я бы сдохла от счастья, если бы Гундарева на меня глаз положила. Она же невероятная была, в самой-самой роскошной женской поре, в расцвете своей красоты, уж не говоря про то, какая актриса. Так что чего тут говорить... У нас с Сережей не оставалось шансов сохранить семью. Обычный студенческий брак, идиотский абсолютно, обреченный с самого начала.

— Но, к счастью, вы вышли замуж во второй раз. Ваша семья с Вла­димиром Ершовым похожа на семью отца с мамой?

— Мне кажется, да. Слушайте, мы женаты тридцать… Не помню. До фига лет, короче. Володька стал моей дочке Кате отцом. Родители его очень полюбили. Мама обожала просто. И Вовка всегда говорил: «Я тещу люблю гораздо больше, чем жену».

— Вы с мужем долгое время работали в Театре на Малой Бронной, как и ваши родители. Не сложно было вместе и работать, и жить?

— Нас в театре ласково называли «уголок Дурова». И с этим не поспоришь… Но у нас был договор: когда мы переступаем порог театра, перестаем быть родственниками.

— Скажите, как вы пережили, что родителей не стало? Они ушли один за другим.

— Для меня они существуют и никуда не делись. С отцом я даже ругаюсь. Вот приеду на Новодевичье кладбище и поругаюсь с ним. У нас столько тем для разговоров осталось… Что-то, видать, мы с ним не договорили…

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Венера в Скорпионе: кого из знаков зодиака накроет фейерверк страсти и наслаждений с 13 октября
«Во время транзита Венеры по знаку Скорпиона чувства обострятся, эмоции станут особенно яркими, что повлечет за собой перемены в личной жизни — они станут более насыщенными, глубокими, страстными и позволят взглянуть друг на друга совершенно по-новому», — говорит астролог Руслана Краснова.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Ирина Орлова
астролог