
Приезжаем, и вдруг слышу, как она кого-то окликивает: «Сереж!» У меня прям стукнуло в груди. Поворачивается мужчина очень высокого роста, совсем как мой папа, и мама ему говорит:
— Ну вот, смотри, как тебе?
— Ну да, ну да... — отвечает он.
Поговорили ни о чем и разошлись. Но этот Сережа никак не выходил у меня из головы, а потом как молнией пронзило — я же Сергеевна по документам!
В детстве меня всегда смущала эта часть моей биографии — все в семье были Николаевы, только у меня была фамилия Желанова. И отчество Сергеевна, хотя папу звали Андреем. У мамы было объяснение: «Это просто в роддоме все перепутали и записали неправильно. А менять потом как-то времени не было». Все вскрылось, когда мне было одиннадцать. Наш класс выиграл поездку в Париж, нужно было заграничный паспорт делать. Тут-то путаницу с документами и пришлось развязывать. Эта история для меня оказалась очень трагичной.
Приезжаем в ЗАГС вместе с мамой и папой, приезжает этот Сережа, которому меня в шубе показывали. Я не понимаю, что происходит, а мама говорит: «Ты такая счастливая — у тебя два отца!»
История знакомства моей мамы и моего отца по крови, спортсмена и бронзового призера Олимпийских игр Сергея Желанова, началась как раз в 1980-м. Как она развивалась — никто никогда не рассказывал. У нас в доме не было ни одной его фотографии: бабушка отрезала Желанова со всех снимков, чтобы я ничего не узнала. Почему они расстались — тоже темная история. Видимо, отец и вправду был хорошим бегуном. Почти с рождения меня воспитывал другой человек, я до сих пор называю Андрея папой. За одиннадцать лет ни разу не почувствовала, что я для него неродная.
Папа у меня очень клевый. Во-первых, статный и красивый. Маме всегда говорили: «Удивительно, как девочка похожа на отца и совсем непохожа на маму». Во-вторых, у него совершенно золотые руки. Он круто шьет. Пальто, платья, даже сапоги — мы с сестрой всегда ходили модными. Его Вячеслав Зайцев звал к себе работать, но он почему-то не пошел. Папа учил меня играть на гитаре, устраивал фотосессии, а один раз даже повез кутить в бар — мне было лет десять, наверное.
Отец, Сергей Желанов, тоже про меня не забывал и время от времени появлялся в моей жизни. Я не помню, но мама рассказывала, как однажды он пришел ко мне в детский садик. Подарил шоколадку «Аленка» — все же дети шоколад любят. Я взяла эту «Аленку», кинула в лужу, развернулась и ушла.
Когда на встрече в ЗАГСе все наконец встало на свои места, отец подписал бумагу, что не возражает, если я буду носить чужие фамилию и отчество, но удочерить не разрешил. Так в одиннадцать лет я стала Еленой Андреевной Николаевой. Помню, в тот момент мне было очень обидно. Я не понимала, почему папа меня не удочерил, а отец — хотя чувств к нему я никаких не испытывала — так легко согласился взять обратно свою фамилию. Сейчас мы все прекрасно общаемся, несмотря на то что у обоих моих отцов другие семьи.
«Так бывает — люди расстаются!» — сказала мне мама, когда они с папой разошлись. Забавно, но то же самое я потом сказала и своим детям, когда мы с мужем подали на развод.
Любовные треволнения всегда отвлекают от важного. Первая влюбленность у меня случилась еще в школе. Саша Шаповалов носил мой портфель и каждый день провожал до студии, но когда мы с классом поехали в Париж, он быстро переметнулся к девчонкам, которые были крутыми. Я не была крутой — так мы и расстались. Переживала страшно, и это отражалось на танцах — за первый курс в студии Игоря Моисеева я никак себя не проявила. Так себе старт, ведь после студии я мечтала попасть в ансамбль народного танца Моисеева и выступать как мама. Но туда брали только лучших.
На втором курсе начала наконец показывать, на что способна. На третьем, помимо школы и учебы в зале Чайковского, у меня началась личная жизнь. Проходила она в московских клубах. Чтобы туда пускали, я сделала себе фальшивый студенческий, а чтобы было на что гулять, вместо уроков раздавала на Тверской флаеры на вечеринки. Платили хорошо — от меня приходило больше всего народа.