
— Наташ, Наташ...
— Оставь меня! — ответила тогда ему Наташка.
От пережитого я всю дорогу до гостиницы плакала, а там же руководство — надо нормально выглядеть. Пашка Акимкин купил тогда себе новый пуховик и дал его мне, чтобы не замерзла. Я успокоилась, взяла себя в руки и с гордым видом вошла в дверь, открытую портье: «Бонжур!» Потом увидела себя в зеркале в лифте — ужас! После спектакля я забыла снять грим, и он вместе с грязной водой растекся у меня по всему лицу.
Всю ночь мы сидели и пили виски, а на следующий день мне улетать обратно в Москву — вводиться в «Figaro. События одного дня», потому что Юлька Пересильд уже была беременна. Когда мы поднялись в воздух, в крыло самолета ударила молния. «Ну вот, не утонула, так разобьюсь!» — весь полет я прорыдала на плече Саши Соломина, заведующего художественно-постановочной частью нашего театра, а стюардессы меня успокаивали.
Очень важно в жизни иметь людей, с которыми ты можешь и в огонь, и в воду. Для меня таким человеком стала режиссер Елена Владиславовна Николаева. Впервые я попала к ней на пробы на фильм «Ванечка». Она тогда даже не посмотрела на меня, и я это запомнила: как так? Мне почему-то было очень обидно. Когда агенты снова предложили попробоваться к ней — на «Службу доверия», я даже попытаться не захотела:
— Да ну, она меня сразу невзлюбила!
— А ты журнальчик с собой захвати! — посоветовала кастинг-директор Наташа Троицкая.
У меня тогда вышло интервью с большой фотосессией в глянце. Приехала на площадку, протягиваю Елене Владиславовне журнал, указываю на свою фотографию. Она на меня молча смотрит минуты две, потом говорит: «Ладно, в костюм ее!» Тогда, на площадке, я поняла, что влюблена в режиссера.
Елена Владиславовна чувствовала меня энергетически и лепила как пластилин. В ее фильме «Девочка», где я исполнила роль Лены Ярцевой, обычной московской школьницы, попавшей в тюрьму за наркотики, все песни исполняла сама. Елена Владиславовна отвозила меня на студию Алексея Гарнизова и там выбивала комплексы: мне почему-то казалось, что я хорошо танцую, но плохо пою.
Песня «Капкан» должна была звучать в фильме навзрыд, а я исполняю ее как-то робко. «Ты просто прочувствуй», — советует Елена Владиславовна. И вот я уже в микрофон ору: «Капка-а-а-ан!» Сама в соплях и слезах — ну не понимаю, как сделать правильно. «Ну вот же! А теперь все эти эмоции убираешь внутрь и поешь чисто», — говорит она.
С этим фильмом мы потом поехали на «Зеркало», Международный кинофестиваль имени Андрея Тарковского — был специальный показ вне конкурса. После него ко мне подбегает Инна Чурикова: «Девочка моя, девочка... У тебя такое прекрасное начало», — говорит еще много теплых слов, а у меня ноги подкашиваются: «Это что же, сама Чурикова ко мне обращается?»
На том фестивале меня поселили в какую-то гостиницу на окраине, а Елена Владиславовна жила в центре — в нормальной. «Ко мне переезжаешь, и речи быть не может!» — сразу сказала она. И мне так стало уютно под ее крылом — совсем как в детстве.
Перед закрытием фестиваля Елене Владиславовне кто-то позвонил.
— Ну что, Николаева, собирайся, пойдем на закрытие!
— А чего это?
— А ничего, — разулыбалась она.
Мы сидим в зале, и вдруг объявляют: «Специальный приз президента фестиваля получает Елена Николаева!» Елена Владиславовна подталкивает меня: «Иди, иди уже». Приз мне вручала Инна Чурикова, а я от нервов дрожала как лист на ветру — такое было потрясение!
Обожаю все фильмы Николаевой, в которых я снялась. В «Не отрекаются любя...» играла женщину гор — мне нарисовали черные брови, выпрямили волосы. Те съемки в Геленджике особенно запомнились моей маме, которая меня сопровождала. До съемочной площадки нас возили ребята, которые обычно катают туристов: быстро в гору и резкое торможение. Мама кричала всю дорогу: «Лена, зачем ты взяла меня с собой?!»
Она часто ездила со мной в экспедиции. На съемках сериала «Золото скифов» сдружилась с Анной Каменковой, моей мамой по сценарию. Обе меня постоянно разводили. Однажды договорились пообедать вместе. Прихожу в кафе, а две мои матери — киношная и настоящая — на столе лежат. И бутылка вина рядом — в Тамани оно было особенно вкусным. «Напились!» — у меня даже слезы на глазах выступили от обиды. Я начинаю кричать на них: «Вы... Да как вы могли!» — а они поднимаются совершенно трезвые и ржут — попалась!