Юрий слушал-слушал, встал и сказал: «Я все понял». Это уже потом он признался, что сразу влюбился в меня и мой вокал. «У нее же голос как у Линды!» — перешептывались ребята из ансамбля, а я думала: «Кто такая эта Линда? Жена Пола Маккартни, что ли?..»
Оказалось, что они имеют в виду Линду Ронстадт, известную американскую кантри-певицу. Тогда, в советские времена, до нас мало что доходило из мировой поп-музыки. Юра потом снабдил меня записями Линды. Она мне очень понравилась, ее песни хорошо ложились на мой голос.
Мы начали репетировать, и вдруг, как в сказке, музыка нас с Юрой понесла навстречу друг другу. Мне было всего семнадцать лет. Берендюков мне сразу понравился. Живой, остроумный, симпатичный, чем-то похож на Мягкова из «Служебного романа». А главное, вдохновенно верящий в свою музыку и умеющий заразить этим других. Наши отношения с Юрой стремительно развивались. Вскоре он стал мне просто необходим. И в музыке мы с ним оказались абсолютными единомышленниками. Но было одно но — Юра на двенадцать лет старше меня, тогда это казалось космической разницей: мне семнадцать, ему двадцать девять. Я смотрела ему в рот, это было так трогательно. Берендюков стал меня опекать, заботиться, а я все думала: «Не слишком ли он для меня взрослый?»
Как-то у меня случился аллергический приступ. Юра повел меня в ресторан, и я попробовала какой-то экзотический соус. Скорая отвезла меня в больницу, где я пролежала несколько дней. Тогда врачи ничего серьезного не нашли, но Юра понял, насколько сильными могут быть у меня эти приступы, и стал готовить все сам, буквально кормил меня с ложечки, что происходит и до сих пор. У нас в семье я на кухне лишь на подхвате.
В больнице Юра навещал меня каждый день, закармливал вкусностями, фруктами, и я поняла, что такой любви и искренней заботы не получу ни от кого.
