Ушел, а через несколько дней явился в таком состоянии, что я испугалась: лицо серое и глаза не синие, а какие-то белесые, будто выцвели. И огромные черные зрачки.
— Саш, что случилось?!
— Сейчас был у Лужкова, и он мне подписал бумагу, по которой я могу у себя на крыше вертолет держать.
Смотрю на него и понимаю, что он не шутит, — у человека поехала крыша. А Саня продолжает:
— Мишке скажи, что я нам корабль купил. Может пользоваться, только ему надо одну бумагу подписать. А еще в Англии у него теперь есть двухкомнатная квартира — хоть завтра заселяйся.
В голове проносится: «Все, кранты! С этим сделать уже ничего не смогу... У Сани или белая горячка, или вдобавок к спиртному он стал принимать еще кое-что».
Следующие полгода мы с Мишкой ходили по комнатам со свечкой. Стоило зажечь свет — тут же звонок в дверь. Видимо, Саня караулил где-то неподалеку. А так — съехали мы, нет нас.
Как-то позвонила Сашина мама:
— Люся, я сейчас была у них в гостях. Кажется, приготовилась ко всему, что могу увидеть, — ведь когда оба пьют... Но там... Ты даже не представляешь...
— Очень прошу — не рассказывай. Меня это не касается. Ни хуже ни лучше к этой барышне относиться не стану.
Спустя какое-то время звонит Саня:
— Хочешь, повеселю? Мы с Иркой вчера пришли венчаться, а батюшка спрашивает:
— Когда пили в последний раз?
Я говорю:
— Пятнадцать минут назад.
— Ну, идите продолжайте. И выгнал нас, представляешь?
— А как ты можешь с другой под венец идти, если мы с тобой не развенчаны? Это грех, и церковь такого не позволяет.
— Думаешь, они справки наводить будут? У друга знакомый батюшка есть, к нему пойдем — обещал обвенчать без проволочек.
Санины запои теперь длились месяцами, но накануне домашних праздников — моих именин, дней рождения Кати, Миши, Светы, моих родителей — он брал себя в руки и приезжал поздравить. Выбритым, причесанным, более или менее прилично одетым.
Когда умерла моя мама и кто-то из детей ему об этом сообщил, Саша тут же приехал в больницу. Вбежал в палату, откуда ее уже увезли, целовал кровать и так рыдал, что двум стареньким пациенткам стало плохо. Из опасения, что Саня и во время похорон устроит нечто подобное, на кладбище его не взяли. Он отправился туда сам — с огромным венком из живых цветов и оркестром. Только названия перепутал: мы хоронили маму на Калитниковском, а Саня приехал на Котляковское.
В последние два года — и в телефонных разговорах, и при редких встречах — Саша жаловался, что теряет память:
— Не знаю, что со мной творится. Стал забывать, как называются элементарные вещи. Или иду куда-то и вдруг понимаю, что забыл куда. Может, на меня порчу наслали?
— Если так, ее нужно снимать. Сходи в церковь, поговори с батюшкой.
— Я постоянно там бываю, но понимаешь, в чем дело: выхожу из храма с ясной головой, радостью на душе, а попадаю к ней — и все по новой. Люсь, может, примешь меня в последний раз?
