Я приходила четыре раза. На одной из встреч мы проиграли кульминацию фильма — сцену в тамбуре, где Люба решает застрелить отца. Готовилась к ней две недели, потому что как только начинала читать текст, душили рыдания. Хотя никогда не жила в детском доме и не испытывала похожих эмоций, представить, что творится в душе героини, могла. Ведь детский дом был через дорогу от дома моих родителей. Помню, идем мимо с мамой и старшим братом, о чем-то разговариваем. Здание такое типовое, буквой «Н», с огромными окнами. Поворачиваю голову и вижу, что дети стоят на подоконниках и во все глаза смотрят на нас. Такие тоска и боль были у них на лицах! Они отчаянно завидовали: увидели счастливую семью — то, чего сами лишены в своей жизни...
Когда готовилась к роли Любы, отчетливо вспомнила эту картинку из детства. Посмотрела много документальных фильмов о сиротах и трудных подростках, читала статьи, их дневники, письма. Перед съемками меня подстригли, гламурная прическа превратилась в провинциальную и дешевую. Помогло и то, что у меня от природы не хватает мочки уха. В кадре это выглядит как зажившая рана. У меня не идеально ровные зубы — все играло на образ Любы.
Я хотела понять, как эти дети мыслят, что чувствуют. И осознала: у них на первом месте желание выжить. В их жизни нет времени подумать — или мгновенно отвечаешь на вызов, или будешь забитым и раздавленным. Моя героиня всегда отвечает и по любому поводу взрывается. Но признаюсь: не сразу получилась на пробах и сцена драки Любы с подругой. Жертвой поначалу выглядела я, а не она. Натурально и зло ударить партнершу было сложно.
Я представила историю своей Любы с самого раннего детства. И поняла, почему она так одержимо хочет найти отца. Для нее это главный смысл, опора ее существования. За два месяца я прожила ад, который детдомовские дети проносят через всю жизнь.
