Да, во время съемок могу по-настоящему наорать:
— Ты не так видишь, ты не туда наехал!
Толя в долгу не остается:
— А почему ты эту дуру выбрала на главную роль?!
Смотрю, а он в «эту дуру» уже влюблен! Чтобы снимать артистку, ему надо испытывать к ней симпатию, относиться как Пигмалион к своему творению. Толя может подойти, поправить прическу, погладить по щеке, пошутить, отпустить комплиментик... Все думают: бедная Дружинина, Мукасей ей изменяет. Но я-то мужа знаю! Как только он видит со стороны дамы серьезные намерения, потихонечку ухиливает в сторонку и скрывается под крышей дома своего. В Голливуде шутят: в подготовительный период надо кокетничать с режиссером, но в съемочный — только с оператором. Естественно, вокруг Толи крутились красивые артистки, старались понравиться. Как любому нормальному мужчине, это ему льстило. В свое время ходило много слухов о том, что мы расстаемся. Но они так и остались слухами. Любовь — она ведь мудреет со временем. Ее надо понимать и принимать. Когда мне было тяжело, Толя неизменно оказывался рядом. И тучи над головой рассеивались. Дату свадьбы мы всегда отмечаем только вдвоем, нам не нужен никто в это время.
Среди мужчин встречаются дураки. Они думают, если с ними кокетничают, улыбаются, чмокают в щечку, то все — можно и в койку ложиться. Фиг с два! А когда не получается, начинают хамить, распускать грязные сплетни. Эту закономерность точно отметил мудрый Юрий Нагибин, когда дурацкие слухи поползли вокруг моего имени. Он был гениальный, хулиганистый, опытный, грассирующий: «Мадам, ищите среди мужиков, которым показалось, что вы обещали и не дали, ха-ха-ха...» Он не ошибся.
На втором курсе у нас родился ребенок, было очень тяжело справляться со всем хозяйством. Стиральной машины не купить, пеленки стирали с Толей руками. Я сцеживала грудное молоко и оставляла бабе Маше бутылочку. Пока я училась на режиссерском и снимала свои маленькие фильмы, она кормила сыночка. С деньгами было туго. Толя тогда еще учился, а я бралась за любую работу на дубляже, снималась в массовках, только чтобы не было видно в кадре лица. Валясь от усталости с ног, летела домой, а там дурдом! Операторы-студенты «обсуждали» творческие планы. Однажды выгнала всех из дома.
— Света, ты лишаешь мужа друзей.
— Какие вы друзья?! Вы — собутыльники!
Многие из тех людей были очень талантливыми, но ушли из жизни, так и не сняв своего фильма.
— Как пришли ваши знаменитые роли?
— Станислав Ростоцкий — мой бог! Он подарил мне жизнь в кинематографе. К нему очень ревновал Самсон Самсонов: «Это я тебя открыл!» И это правда. Но может, я так и осталась бы «кьют» на всю актерскую жизнь и коротала бы свою старость с мизерной пенсией, если бы Ростоцкий не совершил невероятное: увидел девочку-балерину, ходящую по первой позиции, и пригласил на почвенную роль в картину «Дело было в Пенькове».
На Ларису он практически никого, кроме меня, не пробовал, в отличие от Матвея. Славу Тихонова долго не утверждал худсовет, считая, что тракторист не может иметь внешность аристократа. Но Ростоцкий его отстоял. Тонечку, третью сторону нашего любовного треугольника, должна была играть его жена Ниночка Меньшикова. И это было правильно: одна из нас земная, грудастая, а вторая — некрасивая, но духовная. Если приглядеться, в фильме у меня худое лицо и крутые бедра. Надевала по три пары ватных брюк, чтобы они появились, лифчик мне набивали ватой. Это видно. Но выяснилось — Ниночка беременна и они твердо решили оставить долгожданного ребенка, — мы-то не знали, что Ростоцкий инвалид войны, что у него нет ноги... Беременность была важнее кино.
