Однажды я, подобно чеховскому Ваньке Жукову, написал домой письмо, где воспроизвел весь ужас этой криминальной обстановки. Попросил прощения за прошлые проступки и умолял забрать отсюда. Письмо я опустил в почтовый ящик, но оно каким-то образом попало в руки вожакам и мне учинили персональную темную.
С приближением весны я решился на побег. Долгим и трудным был мой путь — сначала на самодельных лыжах, потом по весенней распутице в обозе и на полуторке в нише для запасного колеса под кузовом. Я едва смог разлепить замерзшие губы, чтобы ответить отцу, услышавшему стук в дверь: «Папа, это я — Гена...»
Нежданное возвращение доставило родным и близким немало хлопот: продовольственной карточки на меня не было, денежное пособие снято. Решили оставить у отца, а подруги матери устроили в школу, где я учился раньше.
С моим появлением отец воспрял духом, справил мне новую одежду, починил старые сапоги, а я помогал ему чем мог. Он считался полным инвалидом, но продолжал работать диспетчером на автобазе и входил там в партийный комитет. Его все знали и уважали за бескорыстие и веселый нрав, как хорошего гармониста часто приглашали на праздники и свадьбы. Я ходил с ним и с гордостью носил его музыкальный инструмент или держал костыли, когда он играл. Много лет спустя в первом своем фильме «Чужая родня» я постарался сыграть сельского гармониста Васю с отцовской грустинкой.
Железнодорожный район Самары славился воровскими шайками. Налетчики привлекали в свои ряды местных ребят, которые знали каждую лазейку и служили наводчиками. Верховодил пацанами наш сосед Миха, он и меня втягивал в свой круг, где я вынужден был доказывать, что не трус. Однажды ночью по заданию Михи перелез через забор состоятельного гражданина и изнутри открыл калитку налетчикам, которые унесли с собой всех кур. Я отказался от своей доли, но отец все равно заподозрил меня в соучастии и чтобы оторвать от окружения Михи, отправил на лето в деревню к своей старшей сестре.
Тетка Маруся жила в далеком совхозном поселке. Ее муж дядя Иван был там единственным лекарем, врачевал и людей, и животных, а она помогала ему. Своих детей у них не было, и меня приняли как родного сына. При ветпункте, расположенном прямо в их большом и светлом доме, была служебная лошадь — красивый гнедой мерин Орлик. Я его кормил, поил и выезжая верхом на прогулку, гордо гарцевал.
