Что касается моего отшельничества — это выдумки. Просто кто-то однажды написал, а остальные подхватили. В деревне я жила как на даче, каждое лето. Выезжали туда с Игорем, внуком и приемным сыном Алешей.
Горки, так называется наша деревня, находятся в шести километрах от поселка Судогда Владимирской области. Место мы выбрали с благословения моего духовника старца Кирилла Павлова.
В советское время там развивалось животноводство, было богатое лесное хозяйство. А еще раньше между Судогдой и нашей деревней, в селе Муромцево, располагалось имение графа Храповицкого. Старожилы рассказывали: здесь был каскад прудов, выращивали персики, ананасы, бананы. Дворец графа был отделан изнутри драгоценными камнями, он был великолепен, приезжали западные бароны, изумлялись: как живут русские!
Граф выстроил и поддерживал больницу, школу, храм Святой мученицы царицы Александры. Но когда началась революция, был вынужден уехать на Запад, где и умер в нищете, в прихожей у русских эмигрантов. А его жена написала письмо в нашу деревню крестьянам, которые при графе жили как господа. Просила прислать ей немного денег на хлеб. Собрались советские крестьянки в красных косынках, написали ответное письмо: грубо обругав графиню, пожелали ей смерти. Дворец уничтожили, выдирая из стен драгоценные камни. Сейчас, случается, в некоторых деревенских домах видишь части этого богатства.
Храм Святой мученицы царицы Александры в имении графа стоял брошенным. В Судогде собор Святой великомученицы Екатерины и храм Александра Невского были уничтожены, приспособлены под склад, дискотеки, под базар и магазины. В девяностые колхоз развалился, все было разворовано, уничтожено. Деревня буквально вымирала. Когда мы приезжали каждую весну, соседский мальчишка Серенька встречал нас горькими новостями: «За зиму Юрка повесился, весной баба Зоя удавилась».
Спивались целыми семьями. Вот к чему привели русскую деревню. Работы там с девяностых годов не было и нет.
А ведь места потрясающие. Из нашей спальни на втором этаже открывается вид на огромное поле, которое меняет свой цвет каждое время года. К осени оно в снопах, вдали лес, божественная тишина, только иногда слышны отдаленный лай собак, петушиные вскрики и гудение жуков. В наш дом приходили и соседские дети. Мы ставили мольберты. Я включала им проигрыватель с очень хорошей симфонической музыкой, и то, что слышали, они рисовали. Некоторые из деревенских детей не знали, что такое поесть досыта, — а тут гуашь и акварель, какие-то техники.
Потом вместе обедали, мы с мужем варили гигантские кастрюли борща. Девочек деревенских учила печь торты, устраивали поэтические вечера. Было у нас и такое занятие: дети прикатывали березовые пеньки, забирались на них и читали Есенина. Вместе мастерили поделки. Руки у ребенка всегда должны быть заняты. Кто работает руками — тот никогда не будет разрушать. Мы клеили закладки из соломы, шили, расписывали деревяшки, лепили из глины, вышивали.
