Счастливый и гордый успешным дебютом возвращаюсь в Москву. И тут же меня вызывает на ковер разъяренный Кузовкин:
— Ты чего написал?! Я тебе за это выговор или вообще выгоню к чертовой матери!
Стою, хлопая глазами:
— В чем дело?
— Вот, читай! — Николай Васильевич бросает на стол свежий номер «Известий». На первой полосе — статья собкора газеты Владимира Комова про совхоз «Арженка»: хозяйство нерентабельное, приносит большие убытки. Охмурил меня директор-купец! Навешал лапшу на уши...
Пришлось Кузовкину отправлять телеграммы шестистам подписчикам Фотохроники ТАСС — редакциям областных и районных газет, чтобы фоторепортаж не публиковали, а я получил урок: нельзя писать текстовку со слов одного человека, нужно обязательно проверять информацию у другого источника.
Угрозу выгнать Кузовкин не выполнил. Более того, вскоре за мной были закреплены Воскресенский химический и Новолипецкий металлургический комбинаты, гуманитарные факультеты МГУ, Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы, Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко и Малый театр. Это сейчас фотокорреспонденты приедут, сделают пару кадров и — в редакцию.
А мы на своих объектах жили. Я дружил с инженерами и рабочими, преподавателями и студентами. Великие старики Малого театра, где не пропускал ни одной премьеры, сидел на репетициях, приглашали меня на дачные междусобойчики и в Сандуновские бани. Понятно, приезжал на такие встречи без камеры, хотя современные папарацци меня вряд ли поймут...
За несколько лет работы в Фотохронике ТАСС объездил всю страну: высаживался на льдину станции СП-12, дрейфовавшей в ста километрах от Северного полюса, десантировался с морской пехотой в Балтийске, ходил с рыбаками на промысел на Камчатке и Дальнем Востоке. Побывал в Европе, Японии, Восточной Африке — и отовсюду привозил интересные фоторепортажи. И вдруг в моей судьбе происходит резкий поворот...
За космос в Фотохронике ТАСС отвечал Валентин Черединцев, служивший во время войны фронтовым почтальоном. Он пропадал в Звездном с утра до ночи. Не доверяя никому, сам проявлял пленки, сам печатал фотографии, сам привозил их в редакцию в конвертах с сургучными печатями и хранил в личном сейфе с единственным ключом. И в конце концов на почве секретности помутился рассудком.
Руководству Фотохроники позвонили из КГБ: «Что там с вашим Черединцевым творится? Только что от него странный звонок был: «Никого в моей смерти не вините, ухожу из жизни добровольно». Я и еще двое ребят рванули к Валентину домой. Слава богу, успели вовремя. В Боткинской больнице он скоро пришел в себя. Позвонил руководству: «Больше в Звездном работать не буду. А ключи от сейфа отдам только Мусаэльяну. Лично в руки».
