Вся территория — в ухоженных деревьях, кустарниках, цветниках, большинство из которых посажены Еленой Васильевной. Возиться с землей было для нее одним из самых больших удовольствий. Она ездила по питомникам, сама выбирала саженцы. Если видела у кого-то на участке сирень редкого сорта, махровый жасмин, непременно выпрашивала отводок. Цветы и деревья были для хозяйки живыми существами — она с ними разговаривала, гладила по листочкам.
Неуемная энергия Елены Васильевны не давала покоя ни ей, ни окружающим. Редкий случай, когда я не заставала ее двигающей из одной комнаты в другую шкафы или с молотком в руках. «Так, сюда я повешу картину, которую заберу из питерской квартиры, — комментировала Образцова, — а с Патриарших перевезем тумбочку — ту, что мы купили два года назад в антикварной лавке, помнишь? Хорошо бы еще вазу — я точно знаю какую, — опишу, чтобы вы с девчонками поискали по магазинам».
С прогулок по лесу Елена Васильевна постоянно приносила причудливые коряги, замысловато переплетенные корни: «Пошкурим и поставим в зимнем саду. Будет очень красиво!»
Меня поражало ее умение замечать красоту вокруг себя, видеть необычное в обычном. Сидим на лавочке в саду, пьем чай. Образцова поднимает глаза к небу и восклицает: «Ой, Наташка, как облако на слона похоже!» Смотрю: действительно похоже!
Ее интерес к миру и любовь к жизни были такими неиссякаемыми, что само сочетание «Образцова и смерть» — казалось немыслимым. Даже после того как врачи поставили страшный диагноз. Мозг отказывался понять, что эти мощь и энергия могут куда-то уйти, бесследно исчезнуть.
Первый острый приступ болезни случился в начале прошлого лета. Сорок дней Елена Васильевна пролежала в стационаре Гематологического центра под капельницами. Несколько сеансов химиотерапии, переливание крови. Два дня были особенно тяжелыми — врачи говорили: «Мы ее не спасем». Но она смогла отодвинуть свой уход на полгода. А может, это Господь дал ей возможность еще раз выйти на сцену Большого театра?
«Оперный бал», посвященный семидесятипятилетию великой Образцовой, состоялся двадцать восьмого октября. Елена Васильевна пела сцену Графини из «Пиковой дамы». Эта роль была в ее репертуаре на протяжении пятидесяти лет. Образцова смеялась: «С каждым годом грима для образа старухи мне требуется все меньше и меньше». Когда мы только стали работать вместе, Елена Васильевна предупредила: «Перед «Пиковой дамой» от меня лучше держаться подальше. Чтобы хорошо сыграть Графиню, я должна ее в себя впустить — могу разгневаться из-за пустяка, накричать. В театрах, где ее пою, все знают: приезжаю как минимум за два часа, сама накладываю грим, настраиваюсь и заглядывать ко мне в гримерку — себе дороже».
Спустя пару месяцев после этого предупреждения «Пиковую даму» давали в Михайловском театре. Я предложила отказаться от машины, которую оттуда обычно присылали за Образцовой: «Сама тебя довезу».
Наверняка водитель театра знал объездные пути по переулкам и дворам, а я — нет. На Невском мы встали в огромную пробку. Образцова не ругалась, не кричала, но по ее лицу было видно: Елена Васильевна вне себя... Садясь в машину после спектакля, она расстроенно обронила: «Видишь, Наташка, что получилось из-за того, что добрались впритык... Спектакль был плохой — бабка так и не пришла...» Впрочем, публика была в восторге, устроив певице овацию.
