А потом случилась странная история с обручальным кольцом. Всегда его носил, но для съемки в фильме, где играю закоренелого холостяка, понадобилось снять. Положил дома на шкафчик. Через несколько дней стал искать — пропало. Как в воду кануло. Исчезло. Будто знак, что закончилась моя семейная жизнь.
И вот теперь встреча с Эсаной. Звонить ей? Или не тревожить душу? Я не находил себе места. Ее улыбка то и дело возникала перед глазами. Со мной еще не бывало, чтобы забрало настолько сильно и мощно, просто наваждение. Не удержался, набрал номер:
– Приглашение на концерт «Любэ» в силе. Вы поедете?
— Да.
— Приезжайте к концертному залу.
Мы провели чудесный вечер. Эсана, правда, говорит, что не было никаких чудес: посмотрели выступление, сделали фото с Расторгуевым и — по домам.
Но назавтра я снова позвонил с предложением:
— А вы бывали на Васильевском острове?
Вдруг отчаянно захотелось показать ей места, где я вырос.
— Нет. Никогда, — просто ответила она.
— А хотите? Вам интересно?
— Очень!
Эсана сейчас припоминает, как я без устали травил байки — и в день нашего знакомства в ресторане, и перед концертом «Любэ». «Ты искрометно рассказывал о работе в кино. Как снимался в проекте Дмитрия Нагиева о прапорщике Задове: «С Андрюшей Федорцовым и Игорем Лифановым мы играли женщин, трех учительниц, которые отравили мужей. Целый день пришлось дефилировать на каблуках, как не переломали ноги — неясно!» Балагурил четко поставленным голосом — настоящий заслуженный артист! Но в этих историях, ты уж извини, чувствовалась заученность. Видно, что и на творческих встречах произносил этот текст сотни раз, и в компаниях. И тут так же дежурно пытался произвести впечатление. А на Васильевском острове я вдруг увидела абсолютно другого Половцева. Ты рассказывал о родителях («Вот Дом культуры, куда бегали на танцы мама и папа!»), показал роддом («А тут я появился на свет!»)».
Эсане понравились мои воспоминания. Особенно тронула история о том, что мама, когда отец возвращался из плавания, сдавала кровь — чтобы получить на работе отгул и побыть дома с мужем. Слава Богу, мои родители и теперь, в свои восемьдесят с лишним, еще очень активные люди, заботятся друг о друге.
Рассказывал, как тридцать первого декабря папа рано утром уходил за елкой и вскоре наша тринадцатиметровая комнатка наполнялась ее потрясающим запахом. Как научился гладить белье двумя утюгами — один греется на печке, вторым гладишь, потом его ставишь на печку и берешь другой. А зимой словно праздника ждали объявления по радио: «Температура воздуха в Ленинграде минус двадцать пять, детям с первого по третий класс в школу не ходить». Ура! Тут же бегом с друзьями на улицу в снежки играть. Возвращаешься домой — ставишь в угол намертво заледенелые штаны. Вот где счастье! Был смешной случай. Меня увезли в больницу со скарлатиной, и я писал маме в письме: «Когда прочтешь, листок сожги, он заразный!»
