«Но я и так вроде бы счастлив, — убеждал сам себя. — Есть любимая работа, популярность, достаток — да много чего и сколько вместе пройдено...»
Вспомнился 1991 год. Наш с Юлей сын Степа родился восемнадцатого августа. И мы с друзьями из театра-студии «Время», где я служил, знатно отметили это событие. Ребята принесли пиво и сыр, у меня в холодильнике нашлась бутылка водки и колбаса. Наскоро порубали бутерброды — и пошла пирушка. Наутро страшно болела голова. Вдруг телефонный звонок, в трубке голос тещи: «Саша, включай скорее телевизор!»
С трудом дополз, нажал кнопку (пультов-то не было!) и... матюгнулся. Давали балет. С какого перепугу теща вдруг решила, что высокое искусство — как раз то, без чего я сейчас никак не обойдусь?!
Выключил, побрел на нашу коммунальную кухню. А там соседи что-то живо обсуждают. У меня еще голова гудит, туго соображаю после вчерашнего. Пока разобрал... Оказывается, в стране путч. По телевизору по одной программе опера, по другой балет — чтобы панику не сеять. Но новости разлетаются: в центре города строят баррикады и в сторону Питера уже движется колонна танков.
Помчался к Юле, а там врачи говорят: «Положение серьезное, есть распоряжение — роддом срочно переоборудовать под госпиталь». У жены от переживаний пропало молоко. Крошечного Степу мы потом поднимали на смесях, которые пойди-ка достань. В сериале «Восьмидесятые», где я снимаюсь, как раз очень подробно показано время пустых полок и тотального дефицита: всюду дикие очереди, отпускали одну упаковку детского питания в руки. Потом Степа подхватил кишечную болячку и ночами истошно кричал — и мы с Юлей через каких-то знакомых доставали дефицитное лекарство.
Чуть не плакал от радости, получая посылку из Германии. За несколько месяцев до рождения сына мы с Юлей ездили туда на гастроли. Артистов поселили в семьях местных жителей, мы перезнакомились, подружились. И вот нам прислали игрушки, детский костюмчик. И две упаковки памперсов. Бесценное сокровище! В России об этом чуде даже не слышали, для малышей использовали марлевые треугольнички.
Их нужно было стирать и тщательно проглаживать с двух сторон, в нашей семье это было моей обязанностью. В немецкие подгузники мы вкладывали марлю и таким образом использовали их по несколько раз — я их стирал, потом сушили на батарее в нашей комнатке, проглаживали и снова надевали ребенку. «Как же удобно придумано, — восхищался я, — на улице хоть полдня можно с ребенком гулять!»
