Хотя не думаю, что безмятежно счастливому. Бондарчук — мужик широкий, мог без предупреждения привести домой кучу гостей. А Ирка была скуповата.
С кем я действительно дружила, так это с Петей Фоменко, главным нашим заводилой: постоянно что-то откалывал. Если шли, скажем, по улице Горького, запросто мог подхватить старушку, пронести несколько метров, поставить на землю и без слов удалиться. Как-то возвращаемся из Сокольников с лыжного кросса, в троллейбус входит контроль, а мы без билетов. Перепугались страшно. Бумагу о студентах-«зайцах» обязательно отправили бы в Школу-студию, а там за такое могли и исключить. Вдруг Петька, сделав дурацкое лицо, подходит к контролерше: изо рта слюна течет, мычит что-то нечленораздельное, показывая на улицу.
Она растерялась, кричит водителю: «Откройте дверь!» Едва мы высыпали на тротуар, Петя тут же «пришел в себя».
Однажды Фоменко вместе с моей подружкой Анечкой Горюновой прогулял лекцию по русской литературе. Ее отца, Анатолия Горюнова, многие помнят по картине «Вратарь». Обоих вызвали на ковер к ректору: где были? Петька, не в силах придумать ничего правдоподобного, возьми и ляпни: «Мы ходили жениться!» Что тут началось! Тут же позвонили Аниной маме, актрисе Вере Бендиной, особе во МХАТе не последней. Бендина примчалась, держась за сердце: где тот негодяй, который умыкнул ее ненаглядную дочь? Конечно, быстро выяснилось, что никакого замужества не было, но Фоменко получил самое строгое предупреждение.
В конце второго курса его все-таки отчислили из Школы-студии — после того как на скучнейших занятиях по зарубежному театру мы с Петькой залезли под стол и стали всех щипать за ноги: визг, хохот... Лекцию, конечно, сорвали.
Кстати, к тому моменту Фоменко в Аню действительно влюбился. Чувства у них были сумасшедшие, пожениться собирались. Петя сам отошел, сказал прямо: «Я не вправе сейчас заводить семью. На мне и так мама больная, а я нигде не учусь и не работаю». Аня сильно переживала. Потом она вышла замуж за Сашу Михайлова, который сыграл Саню Григорьева в первой экранизации «Двух капитанов». Спустя годы я сказала Фоменко: «Благодари судьбу, что получил тогда коленкой под зад. Кем бы ты был? Поганеньким артистом. А так — гениальный режиссер».
Когда Петра Наумовича назначили главным в Ленинградский театр комедии, зашла к нему посоветоваться:
— Так люблю смешить! Может быть, в Театре комедии почувствую себя, наконец, в своей тарелке?
— Я бы взял, но тебя тут вмиг сожрут. И не подавятся. Сам еле держусь.
Действительно, я не боец, локтями толкаться не умею. Никогда ничего для себя не выбивала и по головам не лезла. Оттого, наверное, так долго моя актерская судьба и не складывалась. В Москве звали в Театр Советской армии, но я рвалась в Ленинград. Так и не смогла привыкнуть к столичному шуму и суете. Правда, в родном городе меня не ждали, на красный диплом Школы-студии всем было наплевать, не он приносит удачу. Артистка я характерная, всегда такой была.
Режиссер Игорь Владимиров сказал без экивоков: «Приходи, деточка, лет через тридцать. Уверен, что ты станешь новой Корчагиной-Александровской. А пока для тебя ролей нет». Сегодня, когда «доросла» наконец до амплуа комической старухи, понимаю, что он был прав. Кому нужна характерная девица? Драматурги на таких роли не пишут.
Но хотелось работать, сидеть на шее у мамы я не собиралась. Ткнула пальцем в географическую карту, попала на остров Сахалин, написала письмо в тамошний областной драматический театр. И меня взяли!
За пару недель до отъезда — звонок в дверь. На пороге стоит высокий красавец. Брюки дудочками, рубашка в пальмах, на лице черные очки. Настоящий стиляга. Тогда их бесконечно песочили в газетах, что я, правильная комсомолка, только поддерживала.
