Спустя несколько дней мы танцевали под медленную красивую музыку и он прошептал уже мне одной: «Ты должна знать: то, что было, я не забуду никогда».
Я тоже не забуду ни нашей дружбы, ни нашей нежности. Как не забуду и горестную минуту, когда вышла на сцену рижского театра, чтобы сказать зрителям: «Спектакль «Женитьба Фигаро» не может быть продолжен...»
За девять лет до этого, в 1978 году, Театр сатиры был на гастролях в Ташкенте. И там Андрей стал жаловаться на головную боль. Он был очень терпеливым. Можно только догадываться, какие адовы муки ему приходилось переносить из-за воспаленных, похожих на огромные фурункулы лимфоузлов, но окружающие этого не знали. Андрей даже страдальческой мины себе никогда не позволял. И вдруг за кулисами во время перерыва между сценами с участием Фигаро и Сюзанны слышу:
— Люся, у меня что-то так голова болит.
Начинаю легонько массировать шею и затылок:
— Так лучше, Андрей Александрович?
— Да. Родину продам за эти пальчики, родину продам.
Через минуту мы опять на сцене, и Миронов, как всегда, легок, искрометен, весел. Вылетает за кулисы — и сразу становится ко мне спиной: «Люся, помогите». Снова делаю массаж.
Спектакль мы сыграли, а ночью у Андрея поднялась температура. Вызвали «скорую», которая увезла его в больницу с подозрением на менингит. Диагноз не подтвердился, а истинную причину головных болей установили уже потом московские врачи: аневризма сосудов головного мозга. Можно было сделать операцию, но узнав, что после нее есть риск остаться «овощем», Андрей отказался. Доктора предупредили: «Помните, что вы живете с гранатой в голове, которая может взорваться в любой момент. Постарайтесь не нагружать себя, особенно — эмоционально». Нашли, что посоветовать! И кому? Миронову, который на каждом спектакле выкладывался по полной. Но девять лет Господь ему еще подарил...
В тот августовский вечер 1987 года я не была занята в спектакле, Сюзанну играла Нина Корниенко, и когда кто-то предложил мне билет на концерт в Домском соборе, с радостью согласилась. На первых же звуках органа закрыла глаза и не открывала до самого конца. Выйдя из собора, направилась в гостиницу, но неожиданно для себя вдруг развернулась и пошла к театру. За кулисами увидела Машу Миронову.
— Машенька, а ты что тут делаешь?
— Пришла спектакль посмотреть.
— Ты же его уже много раз видела.
— Да, но сегодня вдруг захотелось. Мы с мамой здесь в санатории отдыхаем, и я вот приехала.
Идет сцена, где Сюзанна дает Фигаро пощечину. Андрей стоит лицом к нашей кулисе. И вдруг его черты каменеют, а слова «Бей меня, бей меня, любимая...» звучат со страшным надрывом. Я понимаю: так не играют. Так живут, умирают, но не играют. Будто не видя ничего перед собой, Андрей делает несколько нетвердых шагов в сторону, хватается за декорацию, к нему подбегает Ширвиндт — и уносит со сцены.
За кулисами Андрюшу укладывают на столик для реквизита. Он шепчет: «Жить, надо жить» — и теряет сознание. Занавес открыт, на сцене пейзанки. Их розовые парики, размалеванные лица выглядят так фальшиво, так пошло на фоне того, что происходит сейчас за кулисами. Меня охватывает ужас: «Чем мы занимаемся? Какое это имеет отношение к настоящей жизни и смерти?» Вслух прошу: «Закройте кто-нибудь занавес!»
