Чтобы она чувствовала себя как за каменной стеной. Именно поэтому маме нравились мужчины постарше. Обычно в семьях, где у супругов большая разница в возрасте, так и бывает. Но у нас это не прошло. Папа был актером, причем гениальным. А рядом с гением, как известно, можно стать счастливым, только полностью в нем растворившись, посвятив ему жизнь. Мама этого не захотела. Или не смогла.
...Мне запомнился один счастливый день — пятнадцатилетие родительской свадьбы, праздник, который придумали им друзья, он проходил в Доме творчества в Плесе. Поженились папа с мамой зимой, но импровизированный юбилей устроили летом. С шариками, цветами, шампанским. Просветлевшее лицо мамы, хитрый прищур отца... Как не похожа эта картинка на мрачные будни последних лет! Папа уже встречался с Ирой Цывиной, о чем я тогда, конечно, не знала.
Но что-то витало в воздухе. Мама чувствовала, что у него есть кто-то на стороне. Копалась у отца в карманах, периодически находила какие-то фотографии...
Думаю, родителям следовало развестись. Всем было бы лучше. Маме — в первую очередь, но ведь и папа страдал. Зачем так держались друг за друга? Ради ребенка? Разве оно того стоит? Я счастлива была бы, расстанься родители вовремя. Кто знает, может, это сохранило бы маме жизнь.
Она умерла в августе 1986 года. Ей было всего сорок девять. Столько лет прошло, а до сих пор больно.
Весной маму в очередной раз положили в больницу, в неврологическое отделение. Я как раз окончила первый курс Школы-студии МХАТ.
Поступила втайне от родителей: они были на гастролях. В Интернете пишут, что меня готовила к экзаменам Галина Борисовна. Неправда! Меня никто не готовил. Волчек в те годы я боялась — все-таки первая жена папы. Мы, кажется, даже знакомы не были. Ее тогдашнего мужа, вырастившего Дениса, видела только со стороны. А папе в жизни не смогла бы ничего прочесть. Вдруг плохо выйдет? Он расстроится, раскричится... До сих пор не люблю, когда родственники приходят на спектакль. Слишком нервничаю.
Встречалась я тогда с молодым человеком по имени Сергей, недавним выпускником Школы-студии. Он был цыганом и поступил в труппу театра «Ромэн». Чувства были сильные, расставаться не хотелось ни на секунду, и я решила поехать с ним на гастроли — танцевать в массовке.
Перед отъездом из Москвы зашла к маме в Боткинскую.
Она лежала в каком-то дальнем корпусе. Погода была уже теплая, мы погуляли по парку. Стали прощаться — я пошла к воротам, почему-то несколько раз обернулась. Мама не уходила, махала вслед рукой. Ее фигура становилась все меньше, меньше, наконец стала почти неразличимой. Это было наше прощание...
«Ромэн» выступал в Донецке, когда меня в гостинице вызвали к телефону, который стоял у дежурной по этажу. Звонил папа: «Доченька, мамы больше нет...» Не хочется говорить банальности, но это прозвучало как гром среди ясного неба. Я вообще не догадывалась, что от болезни нервов можно умереть. И никакого предчувствия не было!
