Но ведь можно было хотя бы поцеловать?
Фильм отсняли, и дедуля пригласил к нам в Тбилиси режиссера, оператора, еще кого-то из съемочной группы. На этом празднике судьба столкнула нас с Николаем Шенгелая, ставшим моим первым мужем...
Николай — потрясающий художник и невероятный красавец с огромными голубыми глазами. Грузинки от одного его имени до сих пор ума лишаются. Знакомы мы были давно. Никуша — старший сын Софико Чиаурели и Георгия Шенгелая, режиссера «Мелодий Верийского квартала». Я дружила с их младшим сыном Сандро: отец часто приводил его на съемки. А Нико было уже восемнадцать, он учился в Академии художеств.
Носил бороду и усы, отчего казался мне «дядечкой». На застолье, устроенном дедушкой, он попросил раздобыть ему сигарету. Я стащила у деда «Мальборо», и пока Николай курил на балконе, стояла «на атасе» у двери. Неожиданно он прямо через стекло меня поцеловал. Сердце ухнуло в пропасть, а потом забилось в два раза быстрее. Я была совсем девочкой, как из пансиона «Небесные ласточки». А тут на меня смотрят совершенно сумасшедшие, горящие мужские глаза.
На следующий день в школе случайно выглянула в окно и глазам не поверила: напротив, в арочке, стоит Никуша. Дождался конца занятий, подошел:
— Какая встреча! Я тут случайно мимо проходил...
— Да-да, — стараюсь не рассмеяться.
Мимо он, видишь ли, проходил. Целый день под окнами проторчал!
— Зайдем к моему другу? — предложил Николай. — У него есть кинопроектор. Посмотрим твой фильм.
— Но за мной сейчас дедушка на машине приедет...
Побежала в учительскую звонить бабушке — отпрашиваться.
— Ни за что! Ты никуда не поедешь! — заявила бабуля.
— А когда будет можно?
— Приезжайте к нам домой. Поговорим, покушаем как нормальные люди. Потом и решим, когда можно.
Следующие два года Никуша бывал у нас чуть ли не ежедневно. С ним было безумно интересно: мы слушали Моцарта, Вивальди, Баха, он рассказывал про художников, я что-то танцевала под Pink Floyd.
Встречались при открытой двери, в проеме которой сидела бабушка. Она была категорична: «Неприлично, когда девушка остается наедине с молодым человеком!» И палкой своей по полу стучала для убедительности.
Конечно, стоило ей отлучиться, мы начинали целоваться. Но ни о какой близости и речи не было. Мне было всего шестнадцать. Папа, узнав, что мы встречаемся, возмущался: «Вы что, с ума сошли? Вижу их развод, как через щелочку!» Дед тоже был недоволен. Хотел, чтобы жених с ним посидел, потолковал — проявил уважение. А Никуша — мальчик богемный, безалаберный. Придет к нам, ляжет на диван у телевизора. Подходит дед: — Садись за стол, генацвале, давай выпьем.
— Дедушка Роман, я устал.
Так было раз, другой, третий.
На четвертый дед не выдержал: «От чего ты устал, сынок? Вагоны по ночам разгружаешь? Ты же у нас с утра до ночи торчишь!»
Однажды Николай просит: «Скажи Роману Фомичу, пусть купит мне «Волгу». Он тебе ни в чем не отказывает». А дед любил автомобили, менял их как перчатки. Я как послушная девочка пошла к дедуле. Тот аж взвился: «Он ничего не сделал для того, чтобы получить машину!»
Уже вся Грузия знала о безумной любви Ии Нинидзе и Никуши Шенгелая. Николай лез на стену: «Чего мы ждем? Что еще хочешь? Чтобы Миша Чиаурели встал из могилы нас благословить?
Чтобы Нико Шенгелая поднялся? Или бабушка Ната Вачнадзе с неба сказала «Выходи уже за него замуж!»?»
Как-то приходит, чмокнул меня и говорит:
— Закрой глазки и протяни руку, — а сам сбежал вниз и кричит оттуда: — Открывай!
Смотрю — на ладошке лежит колечко обручальное. Я чуть в обморок не упала от счастья:
— Мамочка, колечко!
Вот только оно оказалось чуть мало, а после растяжки треснуло. Софа Чиаурели тоже подарила кольцо — родовое, с бриллиантами. Свекровь меня любила.
