Мизери много лет созванивалась с бабушкой Дорой, у них были добрые доверительные отношения, но потом как-то незаметно Светлана исчезла из нашей жизни.
О церемонии в ЗАГСе родители рассказывали с улыбкой. Мамину беременность к тому времени скрыть было невозможно ни под каким платьем. Она скромно молчала, папа и Олег Ефремов, примчавшиеся в ЗАГС прямо с репетиции, уговаривали делопроизводительницу побыстрее поставить штампы в паспорта. Строгая дама начала заполнять бланки, как вдруг мама воспротивилась брать фамилию Кваша: «Когда на двери кабинета стоит фамилия Путиевская, пациент знает, что там — женщина-врач. Если же будет «Кваша» — поди разбери. А для больного важно знать, к кому он идет!» Чтобы не тормозить процесс, отец немедленно согласился.
Так и прожили всю жизнь под разными фамилиями.
После свадьбы молодые поселились у бабушки, где в одной-единственной комнате ютились сама Дора, ее сестра тетя Клара, папина двоюродная сестра Зоя с мужем и двумя детьми. Комнату разгородили ширмой на три отсека, но от этого удобнее не стало.
Жилищный вопрос решился благодаря Штейнам. Они купили себе литфондовский кооператив на улице Черняховского возле метро «Аэропорт», а свою квартиру во мхатовском доме на улице Немировича-Данченко, сейчас это Глинищевский переулок, оставили дочери и зятю.
Александр Штейн был весьма состоятельным человеком, пьесы известного драматурга шли по всей стране, их ставили Николай Охлопков, Георгий Товстоногов, сейчас его, правда, чаще вспоминают по фильмам «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы».
Естественно, что мамины родные старались облегчить молодым жизнь. Папа же за каждую покупку, будь то одежда или домашняя утварь, отдавал тестю и теще деньги — считал безнравственным и неудобным принимать подарки от того, кто богаче. Даже когда Штейны купили себе «Волгу» и предложили ему забрать их старую «Победу», он отказался, хотя страстно мечтал о машине. Штейны понимали папины чувства, уважали его независимый характер.
Впрочем, квартирой родители пользовались совершенно безмятежно, а летом перебирались к Штейнам в Переделкино, в типовую дачу, такие давали работникам искусства. К дому была пристроена вместительная веранда, где стоял огромный круглый стол.
За ним часто сидели Андроников, Герман, Охлопков, Образцов, Арбузов, Розов, а в более поздние годы — Ахмадулина, Вознесенский, Евтушенко, Высоцкий. Ворота дачи были всегда открыты настежь, и каждый из знакомых, кто шел мимо, мог свободно, без приглашения, зайти посидеть, выпить, поесть, обсудить что-то важное.
Когда родители поженились, маминому брату Пете Штейну, которого шутя называли «исчадие ада», было десять лет. Он любил сбрасывать с балкона восьмого этажа на головы прохожих пакеты с водой. Как-то в гостях у драматурга Бориса Лавренева его спросили за столом:
— Что ты будешь, Петенька?
— Торт.
Дали.
— Что еще?
— Торт.
Снова дали.
— А теперь?
— А теперь меня будет рвать!
Узнав, что сестра ждет ребенка, Петя залез на забор и на всю переделкинскую улицу, где прогуливались известные писатели и художники, принялся орать: «А наша Танька — беременная!»
Естественно, о проделках дяди Пети я знаю только по рассказам взрослых. В моей памяти он сохранился как умнейший, талантливый человек, много лет проработал режиссером в «Ленкоме» у Захарова, поставил немало спектаклей, а потом стал художественным руководителем кинокомпании RWS, снял сериалы «Бедная Настя», «Дорогая Маша Березина», «Зона»...
