Голова кружилась, палата плыла перед глазами… «Хотя бы дай нам слово, что больше с этим зверем жить не будешь», — попросил стоявший рядом врач. И тут впервые в жизни мама при мне зарыдала, села на кровать, взяла за руку: «Не для того рожала ребенка, чтобы его калечили».
На съемках «Кококо» разговорилась с Дуней Смирновой.
— Женщины делятся на две категории, — изрекла мудрая Дуня, — уборщиц — они любят наводить в доме чистоту и кухарок — они обожают готовить.
— Кто же тогда я? Не люблю ни то ни другое.
— А ты — актриса.
Артисткой я, можно сказать, родилась. Помню, собирала дворовых детей, забиралась на деревянный ящик и что есть мочи голосила: «Ледяной горою айсберг из тумана вырастает!»
Минут через пять подходил кто-то из взрослых и объявлял «концерт» закрытым: «Девочка, иди попой где-нибудь еще».
Уходила, но не сдавалась. Лет в пять перепела весь репертуар Пугачевой. Была твердо уверена: я — ее дочь. Когда узнала, что у Аллы Борисовны есть Кристина, страшно удивилась. Но потом поняла: нас просто перепутали в роддоме.
На самом деле все случилось как случилось. Моей матери едва исполнилось восемнадцать, когда я появилась на свет.
Естественно без отца. Потом не раз спрашивала: зачем было меня рожать? Искренне ее не понимаю до сих пор. Мать отвечала прямо как в сериале «Просто Мария»: «Решила, что делаю это для себя. Ребенок станет моим и ничьим больше».
Но она-то у меня не «просто Мария», а девушка свободолюбивая, всегда жила как хотела. Бабушка, конечно же, была категорически против, считала: надо делать аборт. Но «прогнуть» мою мать никогда и никто не мог.
Мама и бабушка тогда жили в поселке Лечебный на окраине Свердловска. Бабушку отправили туда обманом: у нее от отца остался хороший дом в центре, и ее уговорили разменять его на комнату для старшей дочери, маминой сестры, в городе, в бараке, и жилье в поселке — маленький деревянный домик без удобств, стоявший в лесу.
К тому же в советское время в этот поселок отправляли на жительство туберкулезников, кто-то из них постоянно умирал, за что в народе его метко прозвали Дохлый.
Мама поступила в театральное училище на режиссерский факультет, но один профессор стал оказывать ей знаки внимания, и его жена немедленно устроила так, что маму отчислили. Поступала в Уральский университет на философский, вытянула билет, знала ответ, но решила проверить себя по шпаргалке, за это вылетела с экзамена. Осталась работать секретарем-машинисткой в университете.
Мимо поселка шла трасса, по которой проезжали фуры с мукой — ехали в Свердловск на мукомольный завод. На них-то мама и добиралась в город в выходные — в кабачок, погулять.
С моим отцом Виктором Смирновым они познакомились в популярном свердловском ресторане «Серебряное копытце», где тот пел по вечерам. Мама влюбилась, в итоге «залетела», но сообщать Смирнову не стала — он был женат, да еще и в армию пошел.
Смотрите, мой папа — Витя, а я по отчеству Александровна. В свидетельстве о рождении в графе «отец» мать записала: «Александр Сергеевич» (в честь Пушкина). Она у меня такая хохмачка! Фамилия Троянова тоже плод ее творчества. По дедушке мы Мокрицкие, известного польского рода. Но когда я родилась, мама сменила фамилию. Вычитала в какой-то энциклопедии, очень она ей понравилась. Зато для моей актерской судьбы сочетание «Яна Троянова*» удачное, запоминающееся.
Отец не знал о ребенке до моих пятнадцати лет, поэтому никогда ничем нам не помогал.
