Зашел я как-то в комитет комсомола «Ленконцерта» заплатить взносы, а секретарь, завидев меня, вдруг несказанно обрадовался и засуетился: «О, Половцев! Как замечательно, что ты здесь! С тобой давно поговорить хотят». Не успел я спросить, кто именно и о чем, как комсомольского лидера след простыл. А через минуту в его кабинете появился обаятельный молодой человек. Усадив напротив, начал задушевную беседу:
—Ваша мама на заводе — одна из лучших, о вашем отце руководство отзывается самым положительным образом. К вам, Александр Юрьевич, у «органов» тоже претензий нет.
Я понял, что в затылке у этого симпатяги — вагон информации обо мне и всех моих родственниках до десятого колена. Напрягся: —А в чем, собственно, дело?
—Мы очень хотели бы привлечь вас к сотрудничеству.
Ни времени, ни сил это не потребует. Просто если у вас выдастся свободная минута, походите по театру — послушайте, о чем говорят коллеги. Что их интересует, волнует. Вы же понимаете: нам небезразлично, чем живет советская интеллигенция.
—Конечно, конечно, — зачастил я. — Все понятно, постараюсь быть полезным.
На этом встреча закончилась, и больше «органы» меня не терзали. Второй раз своего вербовщика я увидел уже после демобилизации — на втором этаже здания «Ленконцерта» выходящим из кабинета, на двери которого не было таблички, зато возле косяка наблюдалась кнопочка. Поздоровавшись, мы мило улыбнулись друг другу.
В эту кнопочку я и позвонил.
Дверь открыл хозяин кабинета, которому я тут же, на пороге, изложил свою проблему. Он внимательно выслушал и сказал:
—Сошлитесь на нас.
—А разве так можно?
—Сошлитесь, — повторил благодетель и, попрощавшись, скрылся за дверью без таблички.
На другой день Юля снова отправилась в райком партии на собеседование и опять услышала волынку про «не положено».
—А мы с мужем советовались в компетентных органах, и там сказали: «В порядке исключения — можно».
—Компетентные органы — это... — едва ли не шепотом уточнил кто-то из партийных чиновников.
—...Это КГБ! — звонким, хорошо поставленным голосом подсказала Юля.
Через минуту рекомендация была подписана, а через пару недель мы уже нежились на болгарских Золотых Песках.
В нашей семейной жизни бывало всякое. Я не верю, что есть семейные пары, у которых за двадцать-тридцать лет совместного существования не случалось ни ссор, ни скандалов — только цветы и поцелуи. В нашем доме и тарелки летали, и кастрюли с борщом об пол грохались. Впрочем, о последнем инциденте мне следовало написать в единственном числе. Случился он в тот период, когда я сидел без работы, а Юля «пахала» помощником режиссера сразу на двух проектах.
Здесь я должен сделать короткое отступление и рассказать, как выпускница актерского отделения Соболевская оказалась не в кадре, а за ним.
Моей жене всегда был присущ здоровый реализм. Получив свободный диплом, Юля отправилась на «Ленфильм», заранее сказав себе, что согласится на любую должность. Оделась, однако, с расчетом на то, что кто-нибудь да разглядит в ней будущую звезду экрана: белый пиджак, белые перчатки, узкая юбка-карандаш. Не разглядели. Но должность предложили — помощника режиссера второй категории, а попросту «хлопушки». Есть на каждой площадке человек, который выскакивает перед очередным эпизодом с дощечкой, где написан номер дубля. «Хлопала» жена полтора года, потом ее взяли помощником режиссера по актерам, затем Соболевская и вовсе стала вторым человеком в съемочной группе.
В период стремительного роста Юлиной карьеры и случился эпизод с борщом.
