Парковалась в соседнем дворе, чтобы родители не засекли. В конце концов не выдержала и призналась маме. Она сказала: «Если уж у тебя появился взрослый мужчина, приводи знакомиться».
Леша пришел с букетом цветов. И началась просто сказочная жизнь. Мы с ним летали на уик-энд в Париж, загорали на пляжах Португалии. Я теперь всегда была при деньгах... Влюблялась в Лешу все сильнее и уже представляла, как мы поженимся и будем жить долго и счастливо. Ведь по законам жанра у сказки всегда счастливый конец. Если бы...
Он был очень хороший, заботился обо мне, но оказалось, что жить с ним невозможно. Леша пил. Бить не бил, но язык у него в неадекватном состоянии явно не в ту сторону работал. И еще он начинал страшно ревновать. Я пыталась договориться миром, но его это только заводило.
Потом поняла: в такие моменты лучше сразу уходить, разговаривать бесполезно. Протрезвев, Леша снова превращался из злобного тролля в идеального принца, просил прощения, уверял, что больше такого не повторится. Но потом снова срывался. Выпил — и понеслось!
Однажды позвонил пьяный среди ночи:
— Чем занимаешься?
— Ты на часы смотрел? Cплю.
— Спишь? А с кем?
— Одна!
— Аня, с кем ты спишь?!
Через полчаса он уже ломился в дверь. Родителей дома не было, уехали в Тверскую область, где шло строительство нашего загородного дома.
Мама говорила, что дальше так нельзя, Леше надо перестать пить. Но измениться после тридцати человеку трудно, а может, и невозможно.
Нам было очень хорошо вдвоем. Но я не могла жить в постоянном напряжении, словно на американских горках. Хотелось крепкой семьи, нормальных отношений. Чтобы все было как у моих родителей. Мама с папой очень любят друг друга.
Когда они познакомились, ей было шестнадцать, ему девятнадцать, папа дружил с маминым братом. Она — хорошая девочка, спортсменка-комсомолка, а он — страшный хулиган. Поэтому поначалу маме папа не нравился. Но однажды она пошла с братом на соревнования по борьбе, в которых принимал участие папа. Он уже выступил, сидел в сторонке на скамейке с полотенцем на шее.
И мама увидела его глаза, усталые и такие синие-синие... У нее прямо сердце защемило. Вот тогда она в папу влюбилась. Окончательно и бесповоротно.
Уже больше сорока лет родители вместе. Папа был военным, дослужился до полковника. Они вдоволь помотались по гарнизонам, пока не осели в Ленинграде. Там родилась я. Маме исполнилось тридцать два. В семье уже росли тринадцатилетний Саша и десятилетняя Наташа. Все мы — дети большой любви. Я тоже так хочу.
Росла я сорванцом, дружила исключительно с мальчишками. Однажды полезла на дерево, ветка подломилась, и я рухнула на землю, да так, что порвала связку на руке. Разревелась и побежала к сестре: — Наташа, рука болит!
— Согнуть можешь?
— Могу.
— Значит, перелома нет.
Пройдет. Давай не скажем маме. А то меня отругают, что за тобой не уследила.
Наташа была мне как нянька. Завела большой красивый альбом, куда записывала отчеты о всех этапах моего взросления: как я пошла, как в девять месяцев произнесла первое слово — «мама», какие глупости говорила. Например я просила: «Давай смотреть фукатафики». Это означало: фотографии. Есть в альбоме и рассказ о том, как однажды я разрисовала дверь в кухню. Мама возмутилась: «А ну, оттирай!» Не оценила творческого порыва. Я мыла стекло тряпкой и, выбиваясь из сил, приговаривала: «Бозе, дай мне силы вытереть окно!»
Наташа читала вслух сказки, разучивала со мной стихи.
Мы всегда были вместе. И когда сестра писала домашнее сочинение по «Горю от ума», я сидела рядом и старательно выводила на листке: «Горе и туман». Название не расслышала.
Отец, как все военные, любил идеальный порядок. И был очень строгим. Мы его побаивались. Вечером, когда он должен был прийти с работы, мама все время выглядывала в окно и если говорила: «Папа идет!» — мы тут же должны были навести окончательную чистоту в комнате и выстроиться все четверо, во главе с мамой, по стеночке в коридоре: встречать папу поцелуйчиками. Слава Богу, теперь он стал гораздо мягче.
В шестилетнем возрасте я чуть было не потерялась.
