В интервью Понаровской я предстаю чудовищем. Тираном, запершим жену в четырех стенах, морившим ее голодом и жестоко избивавшим. Нелюдем, поднимавшим руку на маленького сына, а приемную дочь сдавшим в детдом. Слушая очередное «телеоткровение» бывшей супруги, я каждый раз задаюсь одним и тем же вопросом: «За что она меня так люто, опускаясь до дикой лжи, ненавидит?»
За то, что любил больше жизни, а она эту любовь предала? А может, за то, что вылечил от тяжелейшей болезни, подарив возможность выносить и родить долгожданного ребенка?
...Впервые я увидел Ирину на экране телевизора. Во время триумфального выступления в Сопоте, где Понаровская взяла Гран-при. В тот вечер телевизор работал фоном: я и мама занимались своими делами. И вдруг как по команде прилипли к экрану, где конкурсантка из Советского Союза исполняла песню «Мольба».
Прошло несколько лет. Имя Понаровской гремело по всей стране. Я к тому времени уже два года вместе с Аркашей Укупником играл и пел в ансамбле ночного клуба при Хаммеровском центре. Большую часть посетителей заведения составляли иностранцы, многие из которых заглядывали в клуб только для того, чтобы послушать наш коллектив.
Подходили с комплиментами:
— Джаз в таком исполнении сегодня даже в Америке — редкость. Почему вы не выступаете на больших площадках?
Я смущенно улыбался:
— Пока не приглашают.
И вот однажды в клубе появляется Коля Филатов, с которым мы когда-то лабали в ресторанах:
— С тобой хочет встретиться Понаровская.
— Зачем?
— Намерена предложить сотрудничество. Будешь работать первое отделение, она — второе.
Местом встречи Понаровская выбрала ДК, в котором арендовала зал для репетиций.
Ирину я поначалу не узнал. Щуплая, невзрачная женщина сидела вжавшись в угол кресла и то и дело поправляла сползавшие на нос очки. Ни дать ни взять — учительница младших классов. Серая запуганная мышка! Восседавший рядом вальяжный мужчина лет тридцати пяти, чуть привстав в кресле, отрекомендовался:
— Юрий Волович. Директор Ирины, — окинув меня с головы до ног коротким взглядом, он добавил: — И муж.
— Очень приятно.
Небрежный кивок:
— Взаимно. Что вы нам споете?
— Что хотите. В моем репертуаре есть все: от русских народных песен и романсов до синглов из бродвейских мюзиклов и джазовых композиций.
Волович иронично хмыкнул и вопросительно посмотрел на жену.
— Спойте, что вам самому больше нравится, — попросила Ирина.
И я запел And I Love You So — «Я тоже люблю тебя». Краем глаза наблюдал за слушателями. Понаровская распрямила спину, подалась вперед, в глазах появился блеск. Волович со скучающим видом продолжал теребить бороденку. Я усмехнулся и до конца песни смотрел только на Ирину.
— Вы нам подходите, — неожиданно глухо — будто у нее перехватило горло — заговорила Понаровская. — Времени до гастролей очень мало. Вы могли бы приступить к репетициям сегодня же?
Потом, когда мы уже будем близки, Ирина признается: «От звуков твоего голоса я испытала оргазм и едва сдержалась, чтобы не закричать...»
Начались первые гастроли.
Когда Ирина выходила на сцену, я замирал. Стоя за кулисами, ловил каждый жест, каждый поворот головы. На сцене от Понаровской исходил свет, а бьющие фонтаном страсть и энергия мгновенно завораживали зал.
Я не просто восхищался этой женщиной — боготворил. И в то же время жалел. Потому что за пределами сцены она разительно менялась, превращаясь в ту самую серую мышку. Тусклый, затравленный взгляд, втянутая в плечи голова. Я ни разу не слышал, как Ира смеется. Гадал: «Почему она такая несчастная? В двадцать девять лет ее знает вся страна.
