Через несколько минут меня увезут в операционную. Транквилизатор уже вкололи, я начинаю чувствовать его действие. Сижу на кровати и смотрю в стену. Сейчас мне хорошо... Тело какое-то невесомое. Голова пустая. Все тревоги последних дней куда-то улетучились...
Сами собой возникли мысли о маме. Актерство во мне — от нее. Когда родители переехали из Нижнего Новгорода в Москву — отца назначили главным инженером завода в Люберцах, ее приглашали показаться в несколько московских театров, но мама отказалась.
Из-за меня. Я родилась, когда ей было тридцать семь. Единственный, долгожданный и болезненный ребенок. Наверное, не было ни одной болячки, которая бы ко мне не пристала. И мама посвятила себя мне.
Папа снимал для нас номер в подмосковном санатории, чтобы ребенок круглый год мог дышать свежим воздухом. И мои первые воспоминания — это сосновый бор, уютный особнячок пансионата и мама.
Я мало общалась с детьми. В детский сад не ходила, потом в школе тоже появлялась редко. Приезжала раз в три месяца, чтобы написать контрольную и по ее итогам получить четвертную оценку. Можно сказать, у меня было домашнее обучение. В те редкие дни, когда выбиралась в Москву, учителя приходили ко мне домой.
А в санатории со мной занималась мама.
Мы очень много времени проводили вдвоем. Мама никогда не жаловалась, старалась быть веселой и жизнерадостной, но я чувствовала, что она не совсем счастлива. В детстве это было лишь смутным ощущением, но став старше, я поняла: она тоскует по сцене. Когда-то ей пришлось сделать выбор. Она выбрала дочку и ни разу не дала понять, что жалеет об этом. Но меня всегда мучило чувство вины, что моя жизнь сложилась за счет маминой. Может, поэтому я никогда не представляла себе иной судьбы, кроме актерской.
К окончанию школы я уже твердо знала, что буду поступать в театральный. К творческому конкурсу в «Щуку» меня готовила мама. Все как обычно: стихотворение, проза, басня.
Поступила легко, с первого раза. Прошла туры, сдала экзамены — все сама, без «волосатой руки», хоть в это и не все верили. Потом оказалось, что нас таких, без связей, на курсе всего двое — я и Вася Седых. На самом деле ничего не имею против актерских династий. Но природа на детях знаменитых родителей чаще все же отдыхает!
Конечно, о том, что «люди, львы, орлы и куропатки» постоянно борются за выживание, я узнала еще в школе. Не элитной, самой обычной, районной. Мы жили в Орехово-Борисово. Главным достоинством школы было то, что она находилась прямо во дворе нашего дома. С первого по третий класс я там совсем мало появлялась — болела. Пришла сразу в четвертый, совершенно уверенная, что если, как учили родители, буду относиться к людям хорошо, мне ответят тем же.
Однажды я надела в школу новые туфельки — папа привез из какой-то зарубежной командировки.
Но у нас в классе учились «дивные» девочки! Они, как только я пересекла периметр школьной раздевалки, эти туфли у меня отняли.
Пришлось отдать, их было трое на одну. Правда, они оказались гуманистами и оставили мне свои старенькие, на два размера больше, в них и явилась домой. Увидев меня, мама, задохнувшись от гнева, произнесла слова, которые я запомнила на всю жизнь: «Если ты САМА их завтра не вернешь, каким хочешь образом, — помрешь тряпкой и проиграешь эту жизнь!»
Ее слова так запали мне в душу, что я вернула туфли! Это был мой первый сильный самостоятельный поступок.