Юрий Петрович свалил все в одну кучу, запамятовав: мы разошлись с Ниной задолго до раздела театра. Инициатором стал я, когда встретил Тамару. Любимов договорился даже до того, что это Шацкую он в свое время взял в театр, а уж потом ее мужа. Бог ему судья.
Я-то точно знаю, что остался с ним, потому что мне светил «Живаго». Мне была по фигу вся та бодяга! Да пропадите пропадом ваши дележи! Пока на «Таганке» шли разборки, я играл Павла Первого в Театре Российской армии. А потом с головой окунулся в репетиции инсценировки по роману Пастернака.
Рядом с Любимовым уже была нынешняя жена Каталин. Роман с женщиной-иностранкой почти на три десятка лет моложе случился у Юрия Петровича в Будапеште, Каталин работала его переводчицей. Дама была замужем. Но забеременела от Любимова. Юрий Петрович как человек благородный пообещал: «Женюсь, с ребенком не брошу».
Целиковская не перенесла измены, собрала ему чемоданы и выставила за дверь. Младший сын Юрия Петровича Петя родился в 1979-м — в один год с нашим с Тамарой Сережей. О Любимове говорили: «Это его лучший спектакль». Ему исполнилось тогда шестьдесят два года.
Что значит поздний ребенок для мужика, я понял лишь много лет спустя, когда моя третья, гражданская жена Ира Линдт родила нашего Ваньку.
Это дает такое сознание твоего мужского превосходства! Сильнейший в стае...
Помню, как в Вене мы с Любимовым вышли после репетиции «Живаго» на улицу, он увидел шикарный, с иголочки, шестисотый «мерседес», сказал: «У меня такой же. Потратил на него весь гонорар за последний спектакль, — и воодушевленно добавил: — Представляешь, посадил Катьку в машину, Петька сзади, сам за рулем, как «втопил» по серпантину через Альпы на скорости двести пятьдесят километров, и через несколько часов мы уже были в Италии».
Рассказывал он об этом потрясающе. Я воочию представил, как шеф выжимает из своего «мерса» все шестьсот лошадиных сил, а рядом молодая баба и мальчишка-красавец. Его мужской восторг был так заразителен!
Я его в тот момент обожал.
Пока Петя был маленьким, Каталин всецело занималась сыном. А потом стала все чаще появляться в театре. Всех неприятно удивляла ее неприветливость, поначалу она здоровалась лишь с Высоцким. На остальных смотрела свысока. Потом ситуация переменилась, она как-то подобрела, стала общаться с актерами, кому-то даже делала подарки. Нашему Ваньке привозила то штанишки, то дорогую куртку, за что мы с Ирой были ей чрезвычайно благодарны.
По настоянию Юрия Петровича я возглавил в театре профком. Он полагался на меня как на старейшину, когда подолгу отсутствовал, уезжая работать за рубеж. Очень скоро выяснилось: профком стал помехой главному режиссеру. Актеров на работу принимал Юрий Петрович, а когда хотел кого-то уволить, это противоречило нашему коллективному договору, профком неизменно вступался за работников.
Жаловаться на Любимова все шли ко мне, и многих я уговаривал проявить великодушие, претензии гасил на корню, не давал им ходу, пачками складывал заявления в инстанции от обиженных в ящик своего стола в гримерке. «Поймите, — объяснял обычно актерам, — в отличие от вас я его люблю, потому что проработал с ним много лет, у меня с ним общая судьба».
Что касается самого Юрия Петровича, то он всегда был упрямым, если упрется — не своротишь. С возрастом эта черта характера лишь усугубилась. На компромиссы он идти отказывался, как настоящий «генерал от культуры» считал, что существует два мнения: одно его, другое неправильное. А театральный организм по определению — это череда ежедневных компромиссов.
И еще Любимов потерял чувство времени, а времена кардинально изменились: пришел уродливый капитализм.
