Теперь он был Хозяин, а я прислуга, которая должна все успевать: ухаживать за ребенком, держать в идеальной чистоте дом и гардероб мужа, готовить еду для его друзей. Мне не в тягость постирать рубашки и сварить борщ, но только при условии, что человек понимает: я не создана быть домохозяйкой и забочусь о нем лишь потому, что сама этого хочу.
Нам было вполне по средствам нанять домработницу, но стоило об этом заикнуться, Гурам обрывал: «Мне не нужен чужой человек в доме. Хорошие хозяйки справляются со всеми делами сами». Увидев, что кто-то из приведенных им приятелей развязывает шнурки на ботинках, муж восклицал: «Дорогой, у нас разуваться не принято!» Мужские посиделки заканчивались за полночь, и я, едва держась на ногах от усталости, чуть не до утра мыла посуду, скребла затоптанные полы и драила ведущую на второй этаж лестницу из красного дерева.
Эта проклятая лестница и по сей день снится мне в кошмарах. Гурам очень ею гордился и требовал содержать в идеальном состоянии. Дал инструкцию: ни в коем случае не мыть мокрой тряпкой и не тереть сухой — сначала пройтись полувлажной, а потом уже ветошью полировать до зеркального блеска. Иногда, после большого числа гостей, на это уходило два часа...
За заботами о малыше и доме у меня совсем не оставалось времени на себя. Если честно, я вообще перестала ощущать себя женщиной: располневшая, с висящими, как пакля, волосами — порой некогда было голову помыть. А Гурам это чувство неполноценности еще и подпитывал.
Однажды вечером явился домой с ухоженной, модно одетой дамой. О визите чужого человека не предупредил, я вышла встречать мужа в чем была: в тапочках и пижаме, футболка которой топорщилась от огромного лифчика-«парашюта» с вложенными внутрь впитывающими молоко вкладками.
— Это Екатерина, мой партнер по бизнесу, — представил Гурам гостью. — А это Маша.
Будто я была не женой, а приходящей прислугой. «Партнерша по бизнесу» окинула меня с ног до головы презрительным взглядом: дескать, это что за чмо? — и прошествовала за Гурамом в гостиную. Оттуда донесся голос мужа:
— Сделай нам чай!
За приказом мне последовало адресованное гостье воркование: «Тебе какой? Зеленый, черный, каркаде?»
И опять переход на барский тон:
— Принеси один зеленый и один черный с бергамотом!
Без обращения по имени, без «пожалуйста».
Моя самооценка на тот момент и без того была на уровне плинтуса, но дорогой муж и его гостья умудрились опустить ее еще ниже.
— Конечно, я сейчас не та тростинка-красавица, которую ты носил на руках, но как ты можешь меня унижать?! — сказала мужу, когда гостья ушла. — Я так выгляжу не из-за распущенности и лени, а потому что родила и кормлю ребенка, потому что для себя у меня нет ни минуты!
В ответ услышала уже знакомые слова про то, что «все себе напридумывала».
Раздражение росло с каждым днем, чтобы выплеснуться в самый неподходящий момент.
Предновогодний вечер.
На ужин к нам должны прийти гости. Я мечусь между детской, где никак не хочет засыпать Никита, и кухней — строгаю тазик очередного салата. Время двенадцатый час, уже начали прибывать гости, а я не переодета, не причесана, не накрашена. Гурам входит на кухню — элегантный, чисто выбритый: «Ну чего ты возишься?»
От негодования у меня перехватывает дыхание, и я высказываю ему все, что накопилось. Кривя в ухмылке лицо, он выдает «коронное»: «Я обеспечиваю семью, а твое дело — вести хозяйство.
Настоящие женщины...»
Щетка, которой я мыла посуду, пролетела сантиметрах в двадцати от головы Гурама. Уверяю: если бы хотела попасть в физиономию, попала бы — в детстве, играя «в ножички», всегда выходила победительницей. Но я такой цели не ставила. Зато он поставил и достиг. Подхватив с полу упавшую щетку, подошел вплотную и с размаху ударил меня ею по лицу. Я не из тех женщин, которых можно безнаказанно бить, — кипя от ярости, бросилась на Гурама с кулаками. Неизвестно, чем закончился бы праздничный вечер, если бы нас не разняли прибежавшие на шум и крики гости.
По телевизору уже транслировали речь президента, когда Гурам пришел просить прощения на чердак, где меня успокаивала подруга. Принес подарок — икону «Неупиваемая чаша».
И слова говорил правильные, и подарок приготовил самый что ни на есть духовный, но искренности и раскаяния в нем я не увидела ни капли. Сказала, что икону не возьму, но извинения принимаю. И то только потому, что неловко перед гостями, которые томятся за праздничным столом, не зная что делать: то ли открывать шампанское, то ли расходиться по домам.
Через пару недель я проснулась от запаха сигаретного дыма. Открыла дверь находившейся по соседству со спальней кухни и замерла: там стоял такой чад, что даже лиц сидящих за столом не разглядеть.
— Гурам, вы с ума сошли! Разве можно курить в доме, где маленький ребенок? Выйдите хотя бы в подъезд!
