Помочь вызвалась мама. Она стала жить с нами. Готовила, следила за домом и ребенком. Через полгода после родов я уже уехала на первые гастроли, а когда Сандро исполнился год, взяла его с собой.
Многие говорили: «Оставьте ребенка дома, зачем его мучить?» Но переубедить меня было невозможно. Я не могла допустить, чтобы сын постоянно ждал меня у окна и плакал. Ребенок должен быть с матерью.
Конечно, если я уезжала на четыре дня, то оставляла его на попечении бабушки. Но когда предстояли большие гастроли, на месяц или два, мы с мамой собирали сумки: гору пеленок, горшок, кастрюли, кипятильник, каши — и со всем этим скарбом отправлялись на вокзал. Может быть, благодаря тому, что Сандро рос за кулисами, он развивался быстрее сверстников.
В полтора года уже говорил на двух языках — грузинском и русском.
Георгий не скрывал, что ему не нравятся ни мой образ жизни, ни мой подход к воспитанию сына. Ему хотелось видеть рядом жену, которая занимается ребенком и каждый день встречает мужа с нежной заботой и горячим ужином. А я все надеялась, что он хоть немного будет жить моей жизнью, моими интересами. Свято верила, что муж во всем должен поддерживать жену, и не знала, как поступать, если он этого не делает.
Однажды решилаcь сходить к гадалке, как мама, чтобы понять, что нас с Георгием ждет. Собралась, вышла на улицу и по дороге встретила знакомую.
«Здравствуй, Тамрико, ты что это, в старый квартал собралась?» До гадалки я так и не дошла.
Испугалась: вдруг все узнают о проблемах в моей семье. Единственный человек, от которого я не скрывала правду, — мама. Но и она не могла избавить от чувства растерянности. День ото дня оно становилось все сильнее. Его усиливала политическая ситуация в Грузии. Никто не знал, чего ждать от завтрашнего дня. Когда смотрю на фотографии того времени, с трудом верю, что эта усталая женщина — я...
Есть мечты, которые возникают нечаянно и также нечаянно сбываются. Мне очень нравилась Франция. Там училась моя прабабушка, великая княгиня Хидирбегишвили-Амилахвари. Когда я совсем маленькой приходила к ней в гости, меня покоряли ее манеры и множество изящных вещиц, которыми она себя окружала. Бабушка много рассказывала о Париже, потом я сама стала читать об этой стране, учить французский и представляла, как однажды там окажусь.
Буду бродить по улочкам Монмартра, слушать песни Эдит Пиаф, пить кофе в маленьких уютных кофейнях. И вот в 1988 году меня пригласил в Париж на гастроли Алекс Москович, французский продюсер, друг и соратник Шарля де Голля. В молодости он обожал Эдит Пиаф и когда услышал ее песни в моем исполнении, сказал, что мне непременно нужно выступать во Франции. Он же познакомил меня с Альбером Сарфати — у того было свое агентство, которое занималось гастрольной деятельностью музыкантов из разных стран. Именно Сарфати сумел устроить в Европе выступления Рихтера, Светланова и других наших великих музыкантов.
С Альбером мы сразу нашли общий язык: «Мадам, у вас неповторимый французский шарм.
В прошлой жизни вы наверняка были француженкой». А после моего выступления подошел и совершенно серьезно сказал: «Я сделаю все, чтобы Франция стала вашим вторым домом».
Я сразу полюбила Париж. Мне все в нем было уже как будто знакомо. Мечтала, что приедем сюда всей семьей: я, мама, Георгий, Сандро... Но этому не суждено было сбыться.
Девятого апреля 1989 года мы с мужем были на гастролях в Израиле. Включаем телевизор — по центральному каналу репортаж из Грузии. На улицах Тбилиси танки! Я ринулась к телефону: как там мама, Сандро?!
Никто не отвечал. Первым же рейсом мы улетели в Грузию. С того дня проблемы в нашей семье усугубились. Мы с мужем оказались по разные стороны баррикад.
