Спасла соседка Зита, колоритная армянка с мощным бюстом и копной обесцвеченных волос. Она была женщина военная, носила камуфляж и всегда рубила правду-матку. Заходит как-то к нам и говорит маме: «Люда, если бы про мою дочь написали, что она любовница генерала, я бы гордилась. Дура ты, что ли, Люда?»
И мама немного успокоилась. А потом увидела, как относится ко мне Валерий Сергеевич, и оттаяла окончательно.
Это было после того как я чуть не разбилась на репетиции.
Специально для меня в «Хрониках Шекспира» придумали роль Пажа — очаровательного паршивца, который строит каверзы всем подряд.
И вот за день до премьеры я репетировала в декорациях, которые представляли собой лабиринт из металлических труб на высоте примерно трех метров. Работала без страховки: акробатические трюки никогда не были для меня проблемой. Все детство занималась гимнастикой и танцами. Мне нравится контролировать свое тело, выжимать из него максимум. Я крутилась на этих трубах и думала: ну, завтра покажу класс.
Наверное, я слегка заигралась. Надо было остановиться. Но мне так хотелось на премьере быть в идеальной форме. Говорила себе: ну еще десять минут — и все! А ведь знала, что даже воздушные гимнасты не работают на высоте больше двух часов подряд: притупляется чувство опасности. Теряется бдительность.
До сих пор не знаю, что тогда произошло.
То ли я промахнулась, то ли рука соскользнула… Как падала — не помню. Очнулась на полу, вокруг вся труппа собралась. Даже Любимов пришел. Никогда в театре ко мне столько внимания не проявляли. Стоят, шеи вытянули, на лицах ужас.
Я понимаю: надо их успокоить. И от души так произношу:
— Твою мать!
— Что, что она сказала? — заволновался Любимов.
— Она сказала «твою мать».
— Ну, слава богу!
И всем стало легче. А я потеряла сознание.
Пришла в себя в реанимации.
Вынырнула из темноты и, как в кино, увидела головы склонившихся надо мной врачей. Среди них — насмерть перепуганное лицо Золотухина.
Валерий Сергеевич говорит: «Ты в больнице. Уже сделали рентген, кости целы».
И врачи согласно головами кивают: мол, да, все правильно народный артист говорит.
Я попробовала пошевелиться — не получается. Только левая рука слушается. Врут, думаю. Не может быть, чтобы кости были целы. Наверное, сломан позвоночник, меня парализовало, а они не хотят пугать.
Пришли родители: «Врач сказал — рваная рана головы, ушиб позвоночника, сотрясение мозга... Ничего, до свадьбы заживет».
Я сквозь слезы улыбаюсь: да-да, мол, все в порядке...
Три месяца я пролежала по больницам, и каждый день ко мне приезжал Золотухин. Он угадывал мои желания буквально по глазам, кормил с ложечки.
Кто-то ему сказал, что меня сглазили. Золотухин взял у своего старшего сына-священника молитву от сглаза. Ее надо было читать рано утром и дуть на больное место. Приезжал ни свет ни заря, читал и дул. Думал, что сплю, но я все слышала, лежала отвернувшись и беззвучно плакала.
Повторный рентген показал, что у меня, помимо прочего, оскольчатый перелом правой лопатки и разрыв связок. В клинике вшили в руку лавсановые нити.
После операции меня постоянно мучила адская боль.
