Владимир Чернышев: «В прямом эфире нужно быть готовым ко всему»

«Горбачев спрашивает: «А чего ты тут снимаешь?» Я отвечаю: «Да вот, фильм о событиях 1991 года».
Андрей Титов
|
29 Января 2025
Владимир Чернышев. Фото
Владимир Чернышев
Фото: Филипп Гончаров

«Горбачев спрашивает: «А чего ты тут снимаешь?» Я отвечаю: «Да вот, фильм о событиях 1991 года». — «И что, кого записал?» — «Уже практически всех ваших соратников записали, оппонентов». Он прямо в лице изменился, видимо, понимал, что именно они могут раскрыть. «Вот пусть они тебе и рассказывают все, а я не буду», — говорит Владимир Чернышев, ведущий программы «Итоги недели» на канале НТВ.

— Владимир, почему из множества интересных занятий вы в юности выбрали журналистику?

— Во многом это произошло случайно. Как любой подросток, я хотел чего-нибудь этакого от жизни и по­этому пытался поступить на режиссерский факультет ВГИКа, даже отправил туда какой-то рассказик. Но мне пришел ответ, что для поступления на этот факультет нужен жизненный опыт, мол, поработайте где-нибудь на заводе, послужите в армии, потом приходите. Мои родители-журналисты посоветовали поступать на журфак. Я что-то пописывал, мне говорили, что складно излагаю мысли. В результате поступил на журфак МГУ, о чем совершенно не жалею. В конце 80-х это был отличнейший гуманитарный факультет, который давал базовое гуманитарное образование высокого качества. Во многом благодаря тому советскому журфаку выпускники моего курса заняли многие ключевые места на телевидении и не только. Я их вижу повсюду. Мы получили прекрасное образование по самым разным предметам, и до сих пор мне часто предоставляются случаи это оценить.

Что касается профессионального обучения, прямо скажу, его ценность была невелика. Тогда стремительно менялись все подходы, стилистика, уходила в прошлое идеология. Даже технически — в редакциях газет уже внедрялась компьютерная верстка. Хотя мы еще застали высокую печать, цинковый набор, нас учили набирать заголовки, рассчитывать размер строки. Но все это совершенно не пригодилось. Всему новому мы учились, так сказать, на ногах.

— Недавно говорили с вашим — в прошлом — коллегой по НТВ Петром Марченко, и он считает, что образование для журналиста не важно, учит работа.

— Я думаю, Петр имел в виду образование именно профессиональное — как писать репортажи, статьи, брать интервью и тому подобное. Но и здесь переоценить значение образования трудно. Мне кажется, если у человека есть талант и некая гуманитарная база, то он всему научится гораздо быстрее. Все-таки журналистика — это ремесло, и если ты умеешь складывать слова, знаешь, как писали твои предшественники, изучил лучшие образцы стиля, то ты легко освоишь эту технологию. Не сможешь, наверное, написать «Войну и мир», но репортаж сделаешь откуда угодно.

— Девяностые годы — расцвет российской журналистики, молодые, вы в том числе, пришли на телевидение, в газеты, на радио и стали вытеснять старшее поколение. Вам кого-то удалось вытеснить?

— Нет, слава богу. Когда формировался канал НТВ, Олег Добродеев (медиаменеджер, генеральный директор ВГТРК; один из основателей НТВ, с декабря 1997-го до января 2000 года был генеральным директором телекомпании. — Прим. ред.) пришел на журфак и взял с нашего курса нескольких человек, которые составили базу информационной службы компании НТВ. Она ведь создавалась практически с нуля, хотя там были, конечно, опытные люди, которые пришли с радио, с других каналов, но именно репортерский состав набирали из молодых и неопытных. Так на НТВ попали Эрнест Мацкявичюс, Леша Ивлиев, который был не так давно ранен на СВО, и многие другие, я сейчас даже перечислять всех не буду. Добродееву, видимо, нужны были люди абсолютно свободные от каких-то схем и стереотипов. И они очень быстро, опираясь на свое видение мира и на горячее желание делать что-то новое, создали особый стиль. Потом, через пару лет, на канал пришел и я, потому что НТВ расширялось. Так что никого мы там не подсиживали. Просто становилось больше новостных программ, требовались новые корреспонденты. На этой волне я пришел, показал Олегу Борисовичу свои репортажи с какого-то городского кабельного канала. Хвастаться особо было нечем, мы снимали пожары на помойках, открытие новых магазинов и тому подобное. Он посмотрел буквально 10—15 секунд и сказал: «Так, ладно, вроде нормальные тексты, складно рассказывает, давайте постажируем и, наверное, возьмем».

— Это была та самая судьбоносная встреча?

— Ну да, хотя все большое видится на расстоянии, тогда судьбоносность вблизи особо не просматривалась. Приехал в «Останкино», провели в кабинет, вышел довольно молодой человек, приветливый, обаятельный, посмотрел, похлопал по плечу. Потом пришли другие люди, сказали: «Завтра едешь на съемку». И как-то все завертелось...

— Учителей в профессиональном смысле на НТВ не было? Всех, как детей в воду, бросали сразу в работу?

Владимир Чернышев
«Мне в «наследство» от Ирады Зейналовой досталась замечательная команда. Ее надежность и высокий профессионализм позволяют чувствовать себя в эфире уверенно и спокойно — я всегда знаю, что ребята не подведут» В студии программы «Итоги недели» на НТВ
Фото: Михаил Зильбер/Пресс-служба НТВ

Интересный факт

Владимир Чернышев родился в 1972 году в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ, работал в газете «Вечерний клуб», на радиостанции «Радио 7 на Семи холмах», корреспондентом в программе «Городские новости» телекомпании ВКТ и в агентстве «Постфактум». С 1996 года — корреспондент Службы информации НТВ. В апреле 2001-го вместе с частью сотрудников телекомпании покинул канал, на который вернулся в 2002 году. С сентября 2024 года ведет программу «Итоги недели», придя на смену Ираде Зейналовой, которая была назначена послом России на Маврикии.

— Мы друг у друга учились, я смотрел, как работают мои коллеги, в том числе некоторые старшие товарищи. Я думаю, что именно такая студийная атмосфера нас всех воспитала, а потом разбросала по всему телевидению. Важно, что мы не были клонами, созданными по какому-то единому образцу. У каждого вырабатывался свой стиль, интонация, подача, поэтому репортеры НТВ все были узнаваемыми. По популярности в 90-е их можно сравнить, наверное, с сегодняшними модными блогерами. И то они сейчас имеют некую достаточно узкую и молодую целевую аудиторию. А нас смотрели по вечерам семьями, потому что других бесплатных развлечений, кроме телевидения, у людей не было.

— Хотите сказать, что знаменитые лица НТВ стали популярными сами по себе, у руководства канала не было никакой стратегии?

— Нет, она была. Олег Добродеев все время повторял: «Это ваш репортаж прежде всего». Впервые появились «представлялки» в конце информационных сюжетов. Не было на Центральном телевидении такого, указывали в титрах: «Репортаж И. Иванова». Кто такой И. Иванов? Игорь, Иван? Непонятно. Иногда подписывали полным именем, если это обозреватель какой-то… А тут репортер представляет себя, своего оператора, с которым вместе делал сюжет. То есть это была заявка именно на авторскую подачу материала. И поэтому каждый из нас стремился что-то свое привнести, выработать узнаваемый стиль.

— В какой момент вы почувствовали, что стали звездой?

— Звезды — это кумиры миллионов, у них есть поклонники. Если тебя узнают в подземном переходе у Государственной думы и показывают пальцем — «парень в новостях работает», — ну это приятно, с одной стороны, с другой — так же узнают собачку, которую покормили — «помнишь, мы ее вчера у магазина видели», — ребенку показывают. Так и нас с Эрнестом Мацкявичюсом детям показывали на улице. Хотя Эрнест, возможно, за счет своей яркой внешности ближе к звездности, чем я. (Улыбается.)

— Но, скажем, Парфенов или Миткова, безусловно, были телезвез­дами тех лет.

— Они были звездами и для нас. Когда я впервые в коридоре НТВ Татьяну Миткову увидел и она со мной поздоровалась, у меня аж ноги подкосились. Потому что я до этого еще школьником смотрел ее в «Новостях» — и вдруг живьем вижу, и она мне улыбается, здоровается, у меня голова кругом пошла. Или Михаил Осокин. Вот они реально были звезды, ничего не скажешь. Мне Добродеев, когда разговаривал с ним во время подготовки юбилейного фильма НТВ, рассказывал показательную историю. Для канала оборудование везли из-за границы, были какие-то сложности с оформлением документов. Мы тогда, говорит, просто показали фотографию Митковой, мол, вот она будет на нашем канале ведущей, и все таможенники просто растаяли, сказали, вау, ну если это для Татьяны, тогда да.

— На НТВ вы с 96-го года и в момент знаменитого раскола в 2001-м были уже не новичком. В интервью с Марченко мы вспоминали этот момент, Петр на вопрос о своем выборе — уйти или остаться — ответил так: «У меня была определенная информация, которая помогла мне сделать выбор и остаться на НТВ». У вас такой информации в тот момент не было?

— У нас, может быть, она и была, просто мы, как люди чуть более молодые, пребывали в юношеском максималистском задоре. Молодежи интересна всякая движуха. Черчиллю приписывают фразу: «Если ты не был либералом в молодости, у тебя нет сердца, если ты им остался в зрелом возрасте, у тебя нет ума». Это про нас абсолютно.

— Слова Дизраэли на самом деле.

— Возможно, тут мое гуманитарное образование дает сбой. (Смеется.) Нас захватила эта движуха, потому что тогдашний руководитель НТВ, сменивший Добродеева, ведущий программы «Итоги», который позже сбежал на Украину (не будем называть фамилию, а то придется вам давать сноску о его иноагентстве), в нас пестовал ощущение: мы — уникальный журналистский коллектив в осажденной крепости. Причем он, в отличие от Олега Борисовича, к нам все эти годы вообще близко не подходил, обитал где-то там, в поднебесном мире, и вдруг, когда судьба ухватила его за задницу и прочие места, стал навещать нас в корреспондентской, говорить: «Ребята, вы все, оказывается, такие талантливые!» Потом спрашивал даже: как фамилия этого мальчика или девочки, это кто снимал? Он не всех знал, на «Итоги» работали избранные, а тут «челядь» тоже вдруг стала иметь значение.

Эрнест Мацкявичюс и Татьяна Миткова
Эрнест Мацкявичюс и Татьяна Миткова на вручении премии ТЭФИ. 2003 г.
Фото: Legion-media

Помню, мне кто-то из коллег рассказывал, как этот человек шел по коридору, встретил сотрудника и спрашивает: «А где у вас это все делается?» — «Что именно?» — «Ну вот сюжеты для меня, где это все?» То есть он просто не считал нужным до нас «опускаться», а тут пришлось... Недавно мы с Эрнестом Мацкявичюсом вспоминали те дни улыбаясь, а тогда, конечно, были глупенькие немножко, молодые, задорные. Против чего протестовали? За все хорошее, против всего плохого? Честно говоря, тогда мы этого не понимали.

— Сейчас вы сами ведете «Итоги недели», стали вершиной сумасшедшего новостного телеконвейера. А можете вспомнить самый напряженный день из своего репортерского прошлого, с каким событием он был связан?

— Таких дней было очень много. С одной стороны, у тебя вроде расписано время выхода в эфир, с другой — между этими эфирами может про­изойти все что угодно. Ну скажем, из Нижнего Тагила у нас были прямые включения: глубокая ночь из-за разницы во времени, минус 40, снимаем на каком-то пустыре, ветер несет вы­хлопные газы от дизель-генератора в лицо, выходим в прайм-тайм, нас смотрит вся страна… Надышавшись этими газами, к концу эфира я вообще ничего уже не соображал.

Или помню, наоборот, на жуткой жаре, в дни присоединения Крыма, где-то на скалах, в развалинах Херсонеса, пишу текст на каком-то раскаленном камне. Рядом шумит море, и оператор говорит, что меня не слышно, надо искать место, где бы укрыться, чтобы записать сюжет...

2001 год, начало осени, я первый раз прилетел в командировку в Штаты. Нас с оператором послали туда подежурить, посмотреть за американским ответом на теракт 11 сентября. Мы прилетели налегке, без аппаратуры, и взяли камеру в аренду на месте. В Нью-Йорке тогда с визитом был Алексей Кудрин — министр финансов. Мы договорились об интервью. Встречались у отеля, Кудрин выходит из машины, мой оператор достает камеру за ремешок из багажника такси, карабин отрывается, камера летит вниз и бьется объективом об асфальт. Вдребезги. Даже лакей на входе не сдержался и громко воскликнул «Fuck!». Таким был первый день 20-дневной командировки... Звоним владельцу камеры, итальянцу. Он называл ее my baby, гладил, просил быть с ней нежными… Пришлось сообщить Тони грустную новость, что его беби наступил конец. В общем, первые три дня командировки мы решали вопрос со страховкой камеры, созванивались с Москвой, искали другую аппаратуру… Репортер постоянно в состоянии стресса — когда и куда лететь, где и кого снимать… После того как я перестал работать корреспондентом и стал ведущим, организм не осознал этой перемены. Я вдруг среди ночи просыпался в какой-то тревоге: куда я завтра лечу, какой аэропорт, собраны ли вещи?

— Много дает адреналина прямой эфир?

— Подбадривает. Даже если у тебя есть симптомы какой-нибудь хвори, во время эфира они проходят, организм мобилизуется. Но с годами ко всему привыкаешь. Поначалу даже минутные прямые включения из Госдумы или из правительства вызывали учащенное сердцебиение. Как говорилось тогда у нас в коридорах: две минуты позора, и ты свободен. Я испытывал довольно сильный стресс, легче было спокойно написать текст, смонтировать сюжет и выдать в эфир. Сейчас дело даже не в том, что ощущения притупились, просто ты понимаешь, что из определенных ситуаций можешь выйти легче, чем раньше. Хотя опасность каких-то совершенно непредвиденных моментов сохраняется, это надо держать в голове.

— Понимаете чувства Кати Андреевой, которая года три назад столкнулась с неожиданностью во время эфира программы «Время»?

— Женщину с плакатом имеете в виду? Ну, это как раз то, что от тебя не зависит. Меня пугают больше какие-то моменты, когда ты можешь смешным оказаться — стул под тобой сломается, споткнешься, грохнешься посреди студии. Я, как репортер, к которому часто забегали в кадр во время прямых включений и пьяные товарищи, и неадекваты, и политические оппоненты, к этому более привычен. Думаю, что как раз репортерский опыт ведущему в этом смысле очень кстати.

— Существуют какие-то четкие критерии, по которым вы отбираете в свою итоговую программу сюжеты? Что может туда попасть, а что нет? Есть ли тут место вкусовщине?

— Конечно, о вкусовщине говорить не приходится. Если только не иметь в виду мои подводки к материалам. Мы исходим исключительно из тех событий, которые оказывают влияние на повседневную жизнь людей. У нас же не «Итоги недели» по вязанию спицами или по обучению чечетке. Военные действия, экономическая и политическая нестабильность в мире — это все на нас влияет, даже если происходит за океаном. В такое время мы живем. Оно, с одной стороны, немножко облегчает задачу журналистам, но усложняет жизнь всем остальным.

Михаил Горбачев, Борис Ельцин и Руслан Хасбулатов
«Я думаю, у великих политиков мессианство на первом месте. У второстепенных его нет, или на его месте симулякр, как у Михаила Сергеевича. Он был счастлив, когда ему кричали в Европе и в Америке: «Горби! Горби!» — у него от этого шла голова кругом. И как отмечали его соратники, Горбачев вообще не понимал, что происходит в стране» Михаил Горбачев, Борис Ельцин и Руслан Хасбулатов на внеочередной сессии Верховного Совета РСФСР после попытки государственного переворота (ГКЧП). 1991 г.
Фото: Александр Чумичев/ТАСС

Вот недавний пример: мы готовили одну версию событий в Сирии, но буквально к нашему эфиру режим Асада пал. К вопросу о быстроте реакции в еженедельной программе: пришлось переделывать репортажи и давать новую информацию «с колес». Это событие, которое не выбросишь из итоговой программы, оно влияет на нашу жизнь. Вообще, хочу сказать, что мне в «наследство» от Ирады Зейналовой досталась замечательная команда. Ее на­дежность и высокий профессионализм позволяют чувствовать себя в эфире уверенно и спокойно — я всегда знаю, что ребята не подведут.

— Одно время Первый канал любил в конце программы «Время» ставить какую-то позитивную новость — в зоопарке родился медвежонок или еще что-нибудь подобное. Вы так не делаете?

— В ежедневных выпусках программы «Сегодня» такое бывало. Но для «Итогов недели» сложно найти настолько яркие и позитивные новости, которые могут повлиять на всех. Медвежонок если и родился где-то, это не главный итог недели, согласитесь. Хотя я все же пытаюсь закончить программу на оптимистической ноте, даже если последний сюжет тревожный или печальный. В заключительном слове стараюсь как-то подбодрить зрителей, напомнить, что войны завершаются, тяжелые времена сменяются позитивными. Мы видим это на примере истории, нашей в том числе. Думаю, такая тональность в конце выпуска сейчас очень уместна.

— Кстати, об истории. В какой-то момент вы глубоко в нее погрузились. Совершили какие-то личные открытия, снимая, например, цикл о революции 1917 года?

— Когда мы делали первый исторический фильм — про Смутное время, — я советовался с Колей Картозия, который возглавлял у нас праймовое вещание, сейчас он глава «Пятницы!». Показал ему отрывки, он сказал: «Слушай, надо это так позиционировать, что мы нашего корреспондента отправили в Смутное время и он нам сделал оттуда репортаж». Его слова совпали с моим подходом к таким проектам — я их снимаю не с точки зрения историка, а как журналист. Всегда пытаюсь понять, что происходило в том или ином времени, — так же, как делаю это, приезжая на какую-то съемку здесь и сейчас.

Скажем, в процессе съемок фильма «СССР. Крах империи», который мы готовили в 2011-м к 20-летию событий 1991 года (потом в 2021-м мы его обновляли к 30-летию), мои взгляды кардинально поменялись. Я тогда изучил многие закрытые материалы, поговорил практически со всем руководством Советского Союза, включая Горбачева, который отказался нам интервью давать, тем не менее в кулуарах мы с ним немножко пообщались. Чего мне хватило для понимания, что это за историческая личность была.

— В этом цикле потрясающий состав героев, как сейчас говорят, спикеров. Практически все акторы того времени.

— Да, все. Даже Збигнев Бжезинский нам дал интервью, он еще был жив тогда.

— Все были готовы говорить откровенно?

— Они хотели выговориться на самом деле, им было что рассказать. Единственный, кто оказался не готов, — это Горбачев. Мы встретились в кабинете у тогдашнего директора ТАСС Виталия Игнатенко. Михаил Сергеевич зашел к нему после пресс-конференции. До этого я несколько раз брал у него интервью для репортажей, так что он в принципе меня визуально знал. Спрашивает: «А чего ты тут снимаешь?» Я говорю: «Да вот, фильм о событиях 1991 года». — «И что, кого записал?» — «Да уже практически всех ваших соратников записали, оппонентов». Он прямо в лице изменился, видимо, понимал, что именно они могут раскрыть. «Вот пусть они тебе и рассказывают все, а я не буду».

Помню, даже Бурбулис у нас пытался оправдаться, что он не хотел Беловежских соглашений, мол, я вообще парень из рабочего поселка, всегда был за Советский Союз. Кому-то веришь, кому-то нет, но камера, она такая, от нее не скроется ничего.

Интересный факт

Владимир Чернышев — постоянный автор документального цикла «Новейшая история» на НТВ, создатель более чем 20 документальных фильмов, которые в разное время шли в эфире канала. Среди них «СССР. Крах империи», «Эффект домино. Февральская революция в судьбе России», «Сталин с нами», «Ленин. Красный император», «Андропов. Между Дзержинским и Дон Кихотом», «Революция LIVE», «НТВ-видение. Признание экономического убийцы».

Владимир Чернышев с Аленом Делоном
Во время интервью с Аленом Делоном в Москве. 2009 г.
Фото: из личного архива Владимира Чернышева

— Даже Шеварднадзе, который явно был нездоров, согласился на интервью...

— Да, мы летали в Грузию, чтобы его записать. У него в голове перепутались уже 93-й и 91-й годы. Шеварднадзе говорил, что по ним стреляли из танков, когда они в Белом доме с Ельциным сидели. Хотя Белый дом оказался под обстрелом при другом политическом конфликте. Впрочем, то, что было раньше, Эдуард Амвросиевич помнил очень хорошо и досконально.

— В этом цикле есть совершенно сенсационное признание о том, что инициатором ГКЧП был на самом деле Горбачев — по крайней мере, он дал свое разрешение на путч.

— Причем, если бы это сказал кто-то один, можно было усомниться, но когда одно и то же говорят многие люди — заставляет задуматься в правдивости общепринятой версии событий.

— У вас была эта информация до начала работы над проектом?

— Когда я приступал, мы с тогдашним гендиректором НТВ Владимиром Кулистиковым обсуждали тему распада Союза, и он спросил: «Что думаешь, это была глупость или измена?» Как говорил Милюков на заседании Госдумы во время Первой мировой войны. Я ответил, что склоняюсь к первому варианту: глупость, стечение обстоятельств. Ну так получилось, есть определенная закономерность исторического процесса. Хотя, конечно, измена тоже имела место. И некоторые деятели, как мы сегодня знаем, активно включились в сотрудничество с различными враждебными нам спецслужбами.

— Неужели никто из этих людей не чувствовал ответственности за судьбу огромной страны?

— Вот о том и речь. Когда я начал общаться с ними, понял, что у руля в тот момент оказались люди, которые не то что не чувствовали ответственности за нее, они вообще не понимали, какой страной и в какой исторический период они руководят. Причем это касается не только Горбачева, но и многих других людей, в том числе и его оппонентов. Элементарной культурной, образовательной базы не хватило, когда перед ними встали определенные исторические задачи. Оказалось не по силам их понять и решить. Все равно что простого рабочего поставить руководить крупным производством. Он хорошо знает, только как обтачивать деталь на станке, и не обладает ни управленческим, ни научно-техническим багажом.

— Почему же такие люди оказались на самом верху партийного управленческого аппарата?

— Это главный вопрос — отрицательная селекция руководства СССР последние пару десятилетий. То же самое, кстати, мы можем сейчас наблюдать в некоторых странах Запада, где к власти пришли люди, которые реально не понимают и не чувствуют ответственности. Если взять 70-е годы, когда Брежнев встречался с европейскими лидерами, например с канцлером ФРГ Вилли Брандтом: они своими глазами видели войну и понимали, как это страшно. У них и у их окружения был военный, политический, дипломатический опыт, они решения свои принимали взвешенно. Сегодня мы видим в политике много эмоциональных дилетантов. То же самое было в СССР, к сожалению.

— Кстати, для меня стало откровением, что некоторые герои фильма опровергают знаменитый тезис о том, что Советский Союз прекратил существование по экономическим причинам. На самом деле экономика СССР к началу перестройки не была в таком уж плачевном состоянии. А в последние годы Ельцин в борьбе с Горбачевым даже сознательно ухудшал ситуацию в стране.

Владимир Чернышев
«После того как я перестал работать корреспондентом и стал ведущим, организм не осознал этой перемены. Я вдруг среди ночи просыпался в какой-то тревоге: куда я завтра лечу, какой аэропорт, собраны ли вещи?»
Фото: Филипп Гончаров

— Я не экономист, но большинство людей, с кем мы говорили, в том числе экономисты того времени и даже либеральные экономисты 90-х, считали, что определенный кризис был, но не фатальный. Просто власть, к сожалению, не подстроилась под меняющиеся запросы людей. Плановая экономика, ориентированная на тяжелую промышленность и энергетику, шла по накатанным рельсам, пропуская необходимые повороты. Вот и получилось много станков и мало джинсов. Но опять же, говорить о том, что СССР распался из-за нехватки джинсов, не очень правильно. Масса ошибок была допущена просто потому, что начальники не понимали общество, в котором они существуют и которым руководят.

— Мы подошли к вечному вопросу о роли личности в истории. Вы как для себя его решили?

— Конечно, личность важна. С другой стороны, если относиться философски к происходящим событиям, каждое время заслуживает своего правителя. Например, 1991 и 1917 годы (а я делал фильмы и о том, и о другом времени) для меня очень похожи. И там, и там возникла ситуация неуправляемого разрастающегося хаоса. Еще в 1915-м никто не мог себе представить, что произойдет такое, и в 1989 году тоже мало кто смог бы предугадать, что через пару лет все полетит к чертям. Не очень корректно сравнивать, но ни Николай II, ни Горбачев не смогли стабилизировать этот неуправляемый хаос. Происходит раскол внутри элит — идеальный шторм со всех сторон, который, безусловно, возникает не на пустом месте. Хотя бывают исторические моменты, когда можно все-таки его как-то остановить и начать развитие. Собственно, история России последних двух десятилетий показывает нам, что сильные политики могут остановить хаос и распад.

Я помню, в 1999 году мы где-то в командировке сидели, обсуждали: а куда вообще все несется? Один мой коллега по НТВ спросил: «Думаешь, через пару лет Россия еще сохранится? Мне кажется, шансов у нас нет». Ну вот мы видим, что как-то постепенно смогли люди, пришедшие к власти, сохранить и стабилизировать страну.

— Вы в своих фильмах довольно подробно анализируете природу власти. Правду говорят, что это нар­котик? Что происходит с людьми, почему в них возникает такая, даже иногда патологическая тяга к власти, абсолютно попирающая любые моральные принципы?

— У кого как. Мне кажется, что есть люди, для кого власть — ответственность и миссия, а есть те, для кого это удовольствие. Помните, в «Войне и мире»: когда Андрей Болконский узнает о том, что русская армия вынуждена была отступить после какого-то маневра французов, он воодушевляется. Для него это возможность проявить себя, послужить Родине. И если мы говорим о Наполеоне или Сталине, для них власть, мне кажется, не была источником какой-то радости, счастья, удовлетворения. Потому что они находились в состоянии постоянного давления ответственности за будущее, которое своими руками формировали здесь и сейчас. Думаю, у великих политиков мессианство на первом месте. У второстепенных его нет, или на его месте симулякр, как у Михаила Сергеевича. Он был счастлив, когда ему кричали в Европе и в Америке: «Горби! Горби!» — у него от этого шла голова кругом. И как отмечали его соратники, Горбачев вообще не понимал, что происходит в стране. И сильно удивлялся, что, оказывается, не все у людей благополучно. Когда кто-то пытался покушение на него совершить на Красной площади во время парада — для Михаила Сергеевича это стало шоком. Он себе создал картину мира, в которой его носят на руках, прославляют как великого политика современности, меняющего картину мира.

— На вопрос, почему это все-таки происходит с нашей страной с завидной периодичностью, вы для себя ответили? Неизбежно Россия должна переживать такие серьезные катаклизмы?

— Не думаю, что это такая особенность нашего характера, что пока нам петух не клюнет в одно место, мы собраться не можем, но когда уж соберемся, то все, прям из любой ямы выскочим. Это свойственно многим народам. Если мы посмотрим на историю Европы, там таких катаклизмов, падений и взлетов, было даже, может быть, больше, чем в истории России. Сначала выбираться из ямы, потом почивать на лаврах и снова скатываться из-за излишнего успокоения в хаос. Мы в США наблюдаем похожую ситуацию, она не такая критичная, как была в Российской империи или в Советском Союзе в конце, но… Еще лет пятнадцать назад сказали бы нам, что в Америке произойдет глубокий ментальный раскол в обществе, — никто бы не поверил. Думаю, если они найдут в себе силы собраться и устремиться к какой-то новой цели, то опять будет определенный период стабильности. Так же и в России. Главное, чтобы стабильность не заставляла совсем уж заснуть и забыть о своих целях. Как это произошло в конце 70-х годов в советском обществе, когда уходило поколение людей, которые готовы были терпеть любые лишения ради счастливого будущего своих детей. Пришли, собственно, эти дети, и для них приоритетом стали «Жигули», джинсы и дубленки. Это, кстати, очень хорошо советский кинематограф отразил. Если взять только творчество Эльдара Рязанова, с которым мне тоже, к счастью, удалось незадолго до его смерти пообщаться, мы увидим, как меняются герои фильмов. «Берегись автомобиля» 1966 года и «Ирония судьбы...» 1975-го — это два совершенно разных поколения людей. Благородный Деточкин и Женя Лукашин, советский обыватель. И цели у них совершенно разные, один помогает детям, а другой... да никому не помогает, собственно, в двух бабах разобраться не может.

— Вы преподаете журналистику…

— Скорее обучаю технологии работы. Это именно то, о чем мы говорили, не какой-то обширный багаж знаний, а прикладные навыки: как написать репортаж, как ориентироваться в информационной политике, выделять важные новости. Передаю свой профессиональный опыт.

— В любом случае, общаетесь с теми, кто, по идее, должен сменить нас с вами. Что это за поколение?

Владимир Чернышев
«Военные действия, экономическая и политическая нестабильность в мире — это все на нас влияет, даже если происходит за океаном. В такое время мы живем. Оно, с одной стороны, немножко облегчает задачу журналистам, но усложняет жизнь всем остальным» В студии программы «Итоги недели» на НТВ
Фото: Михаил Зильбер/Пресс-служба НТВ

Интересный факт

В 2013 году Владимир задумал снять цикл об Иосифе Сталине. «Мы хотели сделать этот фильм немножко провокационным, — признается ведущий. — Нам 20 лет рассказывали, какой он кровавый тиран, а мы подойдем объективно: и про ужасное напомним, но и покажем то, что было безусловно полезным для страны». Провокация сработала, картина вызвала большой резонанс, разгорелась дискуссия, которая идет до сих пор, — можно ли уже относиться к Сталину как к исторической фигуре, учитывая все плюсы и минусы?

— Они разные абсолютно, так же как и любое поколение, — нельзя мазать одной краской. Конечно, немножко другие, у них синдром дефицита внимания, похоже, у всех поголовно. Сын сейчас такого же возраста, как мои студенты, поэтому я понимаю, что им очень трудно быть такими же усидчивыми, какими были мы, когда информационное пространство не так разрывало мозг, как сейчас. Но тем не менее они умные, талантливые, хотя и совершенно разные. Есть и балбесы, безусловно, а когда их не было? Поэтому не поддержу голоса, которые объявили «зумеров» пропащим поколением.

— Еще говорят, что мы вступаем в эпоху дилетантизма во всех сферах…

— Ну, эта эпоха всегда была. Если почитать советские газеты, там тоже не Хемингуэи писали. Всегда были таланты, оттеняющие их посредственности и дилетанты. Просто сейчас у них больше возможностей проявить себя, средства доставки информации стали доступнее.

— А что думаете насчет искусственного интеллекта? Илон Маск считает, что к концу года он уже превзойдет человеческий. Отомрут в связи с этим профессии, связанные с умственным трудом?

— Опять же, одно дело, когда искусственный интеллект тебе генерирует новостную заметку, а другое — когда журналист делает какой-то авторский репортаж. Мне кажется, что для человека очень важно общение с другими людьми. Его ничто не может заменить. Это раз. Во-вторых, журналист — делегат общества в информационном потоке. Люди не могут за всем следить, им нужно детей воспитывать, работать, а вот журналист более вовлечен и сейчас он простым языком все нам расскажет. Собственно, популярность тех или иных журналистов, она именно отсюда и проистекает. Если мы вернемся к «Войне и миру» Толстого, почему Бородинское сражение описывается глазами Пьера Безухова, а не Андрея Болконского? Потому что Болконский военный человек, а Безухов представитель обычных людей. И он простым, человеческим языком, как нормальный военкор, нам рассказывает о войне 1812 года. Когда Толстой переходит к описанию глазами Андрея Болконского, там даже стиль меняется: «Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле...» Это рапорт офицера. Его и искусственный интеллект может составить. А Пьер Безухов описывает эмоционально, по-человечески, как настоящий журналист.

— У вас сын уже взрослый?

— Ему двадцать.

— Станет продолжателем семейной династии?

— Пока нет. Он сейчас бунтует, пытается менять институты. В общем, нормальный двадцатилетний парень. То отращивает волосы, то стрижет, меняет имиджи, сочиняет музыку, выкладывает ее на разные сервисы и тому подобное. Уже даже концерт какой-то давали.

— Себя узнаете в нем?

— Отчасти, он более радикален. Я все-таки воспитан в советские годы, поэтому был более сдержан в эмоциях и целеустремлен. Я не паникую по поводу его каких-то шатаний, вижу, что у парня есть мозги, он разберется.

Владимир Чернышев
«Журналист — делегат общества в информационном потоке. Люди не могут за всем следить, им нужно детей воспитывать, работать, а вот журналист более вовлечен, и сейчас он простым языком все нам расскажет. Собственно, популярность тех или иных журналистов именно отсюда и проистекает»
Фото: Филипп Гончаров

— У вас с женой была журналистская семья. В актерских часто возникает вопрос о конкуренции, когда один из партнеров более востребован, более популярен…

— Мы уже много лет с Аллой не вместе, тем не менее у нас хорошие отношения. И когда были семьей, я не припомню такого. Мне кажется, завидуют люди, которые чувствуют какую-то свою ущербность. А если ты хорошо делаешь свое дело, у коллег учишься и радуешься их успехам. Я вспоминаю начало, когда мы студентами все пришли работать на телевидение, и реально никто никому не завидовал, мы, наоборот, радовались, если кто-то нашел удачный каламбур или какой-то образ в репортаже, делились друг с другом находками. Чему завидовать? Человек снял хороший репортаж? Ну так и ты сними. Поэтому у нас и с бывшей моей супругой не было никаких особых споров или разногласий по поводу работы. Когда она начинала репортером и делала хорошие репортажи, я радовался. Мы на разных полях, она девочка красивая, я нет, у нас разный подход к работе, разные амп­луа. Потом она стала телеведущей, я продолжал работать корреспондентом, и все поводы для конкуренции окончательно отпали. Сейчас Алла успешно работает на руководящей должности в другом медиахолдинге.

— Чем вы могли бы заниматься, если бы не выбрали журналистику? Режиссерские амбиции не получилось удовлетворить на телевидении?

— Ну это не совсем то, чего я хотел в режиссуре. Возможно, я мог бы работать в кино, но, честно говоря, глядя, как сейчас развивается кинематограф не только российский, но и мировой, я не очень себя в нем вижу. Как говорил дядя Ваня у Чехова, из меня мог бы выйти Шопенгауэр и Достоевский, а я тут сижу в деревне и ничего не делаю. Поскольку писать я умею, возможно, пописывал бы какие-нибудь интересные книжечки. Иногда хочется как-то себя проявить и чего-то такое зафиксировать на бумаге. Может быть, когда-нибудь и получится…

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
В Москве зафиксирован рекорд атмосферного давления за последние десятилетия
Атмосферное давление в столице достигло исторического максимума, превысив предыдущие рекорды 1969 и 1993 годов. Как сообщил синоптик Михаил Леус в своем Телеграм-канале, в ночь на субботу, 8 февраля, столбики барометров поднялись до отметки 776 миллиметров ртутного столба. Это значение не только обновило суточный рекорд для этой даты, но и повторило абсолютный максимум последнего месяца зимы, зафиксированный 21 февраля 1993 года.

Звезды в тренде

Дмитрий Нагиев
актер, телеведущий, шоумен
Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Ирина Орлова
астролог